Первый реальный слух о том, что что-то пошло не так, прокатился, когда я вернулся с предсезонной тренировочной сессии в июле 2005 года. Сейчас всё это кажется таким тривиальным, но на самом деле это была довольно серьезная стычка. Из-за виллы в Португалии.
Мы проводили недельную тренировочную сессию в местечке под названием Вале до Лобо, в Алгарве. Наши семьи присоединились к нам. Раньше такого не случалось, чтобы мы ехали тренироваться вместе с семьями. Тогда это было немыслимо. Я как раз проводил недельный отпуск с родными в тех местах, в Алгарве, неподалеку от нашего тренировочного лагеря. Остальная часть команды должна была прилететь в воскресенье, а тренировки должны были начаться в понедельник. Так что мы решили отправиться в субботу на забронированную для нас виллу.
Там меня встретила женщина. Думаю, она была менеджером по размещению – провела меня в таунхаус, в котором предстояло расположиться мне и моей семье. Я осмотрелся и сказал ей: «У меня пятеро детей. Этот дом слишком мал».
Там было три спальни, а также бассейн с вышкой, который показался мне небезопасным; у нас было пять детей, и самому старшему из них было десять. Я считал, что этот вариант откровенно нам не подходит.
Она сказала мне, что никто не говорил ей, что у меня пять детей. Она явно понимала, что я имел в виду, и сама отметила, что этот дом не предназначен для семейного проживания. Она даже указала на стеклянные столы и острые углы. Скорее всего, это входит в её обязанности - в целях обеспечения безопасности. То место нам однозначно не подходило. Моя жена достаточно спокойно относилась ко многим вещам, но даже она возразила: «Мы не можем остановиться здесь, это место не подходит для детей».
Менеджер отвела меня на просмотр второй виллы: моя жена осталась ждать нас в первом месте с детьми. Второй вариант был лучше, но тем временем я позвонил людям, у которых мы снимали нашу предыдущую виллу всю прошлую неделю. Она в буквальном смысле находилась в двух шагах от тренировочной базы, в пяти минутах езды на машине.
Карлуш Кейрош, помощник тренера «Юнайтед», приехал как раз в то время, когда я осматривал вторую виллу. Карлуш –португалец. Я думаю, что он родился в Мозамбике – и между ним и работниками индустрии отдыха всегда было какое-то особое взаимопонимание: именно он организовал эту поездку для команды.
Он подошел и сказал: «О, у вас тут неплохо».
На что я ответил: «Я как раз только что обсуждал возможность пожить на той же вилле, где мы провели прошлую неделю. Я заплачу за неё сам. Пусть моя семья чувствует себя комфортно, пока я пропадаю на тренировках».
Но у нас случилось недопонимание. Не было никаких особых страстей, обычное недопонимание. Я знал, что приехал туда на предсезонные тренировки, но это, помимо всего прочего, был ещё и отпуск моей жены и детей. Тем не менее, мне показалось, что Карлуш почувствовал какое-то раздражение: ему это явно не понравилось. И я знал, что это обязательно дойдет до менеджера.
В любом случае, мы вернулись на ту виллу, на которой останавливались неделей ранее. Остальные игроки, как и менеджер, приехали на следующий день. Мы устроили бурное обсуждение этого происшествия после первой тренировки прямо в раздевалке, метали гром и молнии. Кроме нас там никого не было, но все игроки были снаружи и уж точно слышали всё, что там происходило.
«В чем проблема?», – спросил я.
Я думал, что он воспринял ситуацию слишком близко к сердцу.
«Я просто остановился в другом доме ниже по улице».
Согласно намеченному плану, предполагалось, что все игроки должны были обедать вместе в определенном ресторане, а ужинать позволялось с семьями. По иронии судьбы я был единственным, кто каждый день приходил обедать вместе с членами семьи. Мы не чувствовали себя изолированными. Это был крупный курорт. Там отдыхало множество людей.
Но всё-таки что-то было не так. Что бы ни случилось, что бы Карлуш ни говорил, я лично понятия не имею, почему он так себя повел. Возможно, он почувствовал унижение, ведь это он организовал эту поездку для клуба. Может им показалось, что я чем-то обидел гостеприимного хозяина, не знаю.
Я продолжил тренировки, мы тренировались всю неделю. И это было великолепно. Само совмещение тренировок и вечеров в компании родных было просто идеально. Во время предсезонки самое время уделять больше внимания тренировкам, восстановлению и скреплению коллектива. Под восстановлением я понимаю релаксацию после усиленных занятий. Посидеть, посмотреть телевизор, а в Алгарве ещё и можно расслабиться в бассейне. Во всём должна быть дисциплина, но, поскольку это вообще не мой конек, я просто отдыхал. Было здорово проводить время с семьей.
Однажды тренер вышел на поле и сказал: «Мне сегодня понадобятся несколько игроков». В то время он как всегда практиковал стандартный прием – просто не разговаривал со мной. Это случалось регулярно, если я выходил играть товарищеский матч за Ирландию или слишком рано возвращался в строй после травмы. Обычно он не разговаривал со мной в течение недели или двух. Это было очень по-детски, но, скорее всего, я тоже действовал по-детски. Меня всегда раздражали игроки, которые, по моему мнению, рисковали своей физической формой. Он не общался со мной, и я не общался с ним. Мы оба вели себя импульсивно. Тем не менее, ему нужны были игроки для сопровождения его на ужин с одним из владельцев курорта. Мы все были на поле, тянулись, и он говорит: «Гиггзи и..», - выбирая игроков, но откровенно игнорируя меня. Я был капитаном, и все парни смотрели на меня и смеялись. Я сидел прямо напротив него. Выглядело все чертовски глупо. Помнится, в итоге на ужин пошли Гиггзи и Гари Невилл.
Предсезонка продолжилась в Манчестере. Во время одной из тренировок я потянул подколенное сухожилие, хотя никаких нагрузок сверх нормы не принимал. Мы просто растягивались, когда я почувствовал подергивание. Если сильно повредить сухожилие, боль адская, но в моём случае это было лишь легкое растяжение. Так что я пропустил всего пару игр во время тура по Азии.
Когда ты играешь в основе и возвращаешься после травмы, сначала тебя ставят тренироваться с более молодыми игроками, резервистами, чтобы ты мог постепенно набирать обороты. Так облегчается процесс возвращения в прежнюю форму. Резервисты отличаются по своему уровню от основного состава, поэтому там твое тело не подвержено сверхнагрузкам. Там играют с меньшим остервенением, поэтому можно поработать над ошибками, чтобы постепенно вернуться в прежнее состояние. А когда ты вернешься в первый состав, там тебя ждет игра без купюр, никто не будет трястись над тобой. В твоём сознании останется лишь сосредоточенность на игре, которая состоится, скажем, через две недели. Тебе нужно будет проконсультироваться с медиками, распланировать цели, расписание. Как опытный игрок, я знал моё собственное тело. Я был готов вернуться, сказал, что буду готов к понедельнику следующей недели, но мне на это сказали: «Нет, нет, пока рано». Карлуш по какой-то причине не горел желанием возвращать меня в основу. И когда, наконец, ему пришлось это сделать, он относился ко мне слишком «хорошо».
В конце каждой тренировки в целях практики всегда проводят матч в сокращенных составах – десять на десять или восемь на восемь. В тот раз я был последним, кого могли распределить в ту или иную команду. Карлуш посмотрел на меня, и я сказал: «Карлуш, какого хрена?»
У него был нагрудный номер, я навсегда запомню, какой именно, потому что сам не знаю, как не вышиб ему тогда мозги. Он просто швырнул свой номер в меня. Остальные игроки пристально смотрели на меня, а он сказал: «А, ты?.. Становись впереди».
Я был игроком центра поля, я никогда не играл центрального нападающего. Казалось, будто он говорит: «Встань туда, чтобы ничего не испортить».
Это буквально вывело меня из себя, причем совершенно оправданно. Но я не стал спорить с членом тренерского штаба на тренировочной площадке. Я бы мог сосчитать количество споров с членами штаба на поле по пальцам одной руки. Но в тот момент я подумал: «Потеряю ли я что-нибудь?», – а затем ответил сам себе: «Возможно». Но в тот момент я и не думал о вилле в Португалии.
Через пару дней я разговаривал с менеджером и упомянул: «Карлуш как-то немного странно себя ведет, вам не кажется? Он неохотно занимается моим возвращением в основной состав».
На что менеджер ответил: «Да, знаю, иногда он может быть старым занудой, но предоставь это мне, Рой».
Сезон начался нормально. Мы выиграли первые три игры против «Эвертона», «Виллы» и «Ньюкасла», а также сыграли вничью с «Манчестер Сити», что лично я квалифицировал бы как плохой результат – мы всегда должна выигрывать у «Сити» в домашних матчах. Но затем я сломал ногу. В подкате, в Ливерпуле. Стивен Джеррард наступил мне на ступню. У Джеррарда как раз были те новомодные шипованные бутсы, и я уверен, что получил травму именно из-за них. Я продолжил играть, но нога болела – очень, бл*дь, болела. Затем против меня опять в подкате сыграл Луис Гарсия... Я выше за кромку поля сильно хромая, поэтому многие думают, что в том матче меня травмировал именно Гарсия. Но это был Джеррард с его еб***ми шипами.
Я удалился с поля на несколько минут. У «Ливерпуля» были рентгеновские машины прямо рядом с раздевалками, так что они просканировали мою ступню, и я вернулся с плохими новостями: я сломал её в пяти или шести местах. Так что я опять слег с травмой. Помню, как думал про себя в раздевалке: «Сейчас вообще неподходящее время». По многим причинам.
Проблема с травмой ступни заключается в том, что она крайне медленно поддается лечению. Ступню помещают в медицинский сапог, и это замедляет кровообращение. Это плохо ещё и потому, что ты мало что можешь сделать. Остается лишь сохранять спокойствие. На целых 4-5 или даже 6 недель, вне зависимости от общей физической формы. Я уже был травмирован ранее, у меня шёл последний год контракта, у меня было недопонимание с Карлушем – я был в крайне нестабильном положении.
В качестве одного из пунктов нашего контракта с MUTV, официальным телевизионным каналом «Юнайтед», каждый игрок должен был время от времени приходить в студию и обсуждать последний сыгранный матч. Был четко распределен распорядок, и мой черед наступал примерно 2-3 раза за сезон. Примерно через месяц после получения травмы, мне кажется, мы играли против «шпор» дома, и я должен было комментировать эту встречу на MUTV. Но менеджер дал мне несколько выходных дней.
Он сказал: «Почему бы тебе не поехать куда-нибудь? Отдохнёшь, поваляешься на солнце...»
В тот момент я уже перестал ходить на костылях, и в медицинском сапоге, который нужно носить, чтобы перенести вес с травмированной ноги, тоже отпала необходимость. Так что я был вполне себе мобилен. Так получилось, что моя семья забронировала отдых в Дубае на это время ещё до того, как я получил травму. И я подумал: «Сейчас самое время присоединиться к ним». Они вылетели за пару дней до меня; я вылетал один, но возвращался с ними вместе.
Я договорился, чтобы кто-то другой, вроде бы это был Гари Невилл, поучаствовал в обсуждении домашнего матча со «шпорами» для MUTV вместо меня. А продюсеры спросили, смогу ли я почувствовать в обсуждении следующего матча (выездного, против «Мидлсбро»), когда вернусь из отпуска.
Короче говоря, я был в Дубае, наслаждался солнцем и мочил ноги в соленой воде. Полагаю, что мог бы с тем же успехом поехать в Ирландию, в Йол, но я был в Дубае. Это более романтично что ли. Я знал, что матч с «Мидлсбро» будут транслировать по телевидению, и подумал: «Я в любом случае хочу посмотреть на команду, а результат проанализирую в Манчестере». В общем, я решил посмотреть матч в баре отеля.
Они проиграли 4:1 – катастрофа; «Юнайтед» смотрелся просто ужасно. И это должно было случиться аккурат к игре, которую буду анализировать я!
Ёб**ый стыд.
Позже я ловил себя на таких мыслях: «Что, если бы мне достался матч со "шпорами" на прошлой неделе?», «Что, если бы я не сломал ступню?», «Что, если бы я не поехал в Дубай?», «Что, если бы "Юнайтед" выиграли у "Мидлсбро"?».
Если бы да кабы, росли бы во рту грибы.
Я вернулся в Манчестер из Дубая, сотрудники MUTV оперативно напомнили мне о том, что пришла моя очередь. И мне пришлось пойти к ним. «Юнайтед» играл плохо. И я был разочарован действиями игроков. Но это был канал MUTV – внутренний канал, клубная пропаганда. У всех топовых клубов есть каналы вроде этого. Если всё идёт плохо, они стараются извлечь из этого что-то позитивное. Забудьте о плохом результате, такой-то молодой игрок, взятый в аренду, здорово смотрелся. Если мы вылетели из розыгрыша кубка, на следующий день нужно объявить о том, что один из игроков подписал новый контракт или что цены на акции взлетели. Это игра – точнее, часть игры. Так что я дал интервью. «Он плохо играл» - «слабая защита» - «ему стоит действовать лучше, чем в этом матче». Я был разочарован, я это помню, но уж точно не раздражен. Сама мысль о том, что я разносил команду в пух и прах, сидя в студии, - абсолютный нонсенс. Я давал взвешенные оценки. Посыл был таков, что мы играли недостаточно хорошо и вполне могли бы показать более достойное выступление.
Думаю, это случилось на следующий день – мне сказали, что пока интервью в эфир давать не будут, и что просто не могут поверить, что я мог вообще такое сказать.
Казалось, что все хотели мне сказать: «Вообще-то, всё было не так уж и плохо».
Но мы проиграли 4:1; я просто не мог позволить себе произнести, что мы играли хорошо. Когда мы терпели поражения в более ранних матчах, я обычно говорил: «Мы были недостаточно хороши сегодня». Сейчас, казалось, мне нельзя было сказать даже такое. Просто грань была слишком тонкой. А мне казалось, что все просто слишком эмоционально восприняли мою оценку.
Но новости об этом просочились в СМИ, и я знал, что добром для меня это не кончится. Люди начинали поговаривать: «Представляете, им даже пришлось не пускать это видео в эфир».
Я почти убежден, что в «Юнайтед» произошла утечка информации на этот счет. Я обидел команду, я проявил отсутствие лояльности. Все описывали ситуацию примерно так, как будто я был неуправляем и готов был сорваться на любого. Это было в каждой газете. Когда речь идет о «Манчестер Юнайтед», всё воспринимается в абсолюте. Либо ты выигрываешь игру, и ты король; либо ты проигрываешь игру и становишься отбросом. Но в данном случае всё настолько преувеличили, что это было просто откровенной неправдой. Я смотрел на происходящее и думал: «Что здесь вообще происходит?».
В самом Манчестере, где я жил, всё воспринималось ещё более остро, потому что речь шла о «Манчестер Юнайтед». Я не мог не думать о том, что это может закончиться очень плохо. Когда раньше случалось, что я переступал черту, сотрудники отдела связей с общественностью в «Юнайтед» всегда с радостью помогали мне урегулировать ситуацию, придавая ей хоть какой-то баланс. Но на этот раз мне никто не помогал.
Я не беспокоился о настроениях в раздевалке, потому что, думаю, игроки знали о моём положении. Но начали вылезать наружу всякие неприятные слухи. Например, что я обсуждал зарплаты игроков – тему, которую я вообще никогда бы не поднял. Обычно, если в СМИ проходила какая-либо информация о ком-то из игроков или членах тренерского штаба, мы пытались подавить эти слухи в зародыше, говоря: «Слушай, мы все привыкли к такому, мы ведь в "Ман Юнайтед", здесь всегда всё преувеличивают». Этого просто стоило ожидать. Но эта ситуация была до глупого смешной. К тому же «Юнайтед» только что проиграли «Лиллю» в Лиге Чемпионов, что лишь усугубляло атмосферу. Или настроение менеджера.
В общем, в итоге я собрал всех игроков в раздевалке и сказал: «Ребята, слушайте, мне нужно выговориться. Я видел, что пишут в газетах. Просто для вашего сведения, парни, это какой-то ёб**ая бессмыслица. Я бы никогда не начал обсуждать темы вроде зарплат игроков или что кто-либо не проявил старания. Я мог бы сказать, что игрок провел плохую игру, но…»
А они все просто кивали, мол: «Да, да», пока я говорил. Никто из них не остался в обиде, вообще никто.
Но где-то в подкорке я всё-таки размышлял о том, что же я такого сказал в том видео? Я и правда мог сказать что-то нелицеприятное, что заставило их отказаться от выпуска этого видео в эфир. И даже сейчас – сегодня – люди всё ещё говорят: «Это видео следовало уничтожить». Как будто это была ядерная бомба или ещё что-то в этом роде. Почему бы кому-нибудь не отвезти исходники за город и, бл*дь, не закопать в земле? Или приехала бригада по обезвреживанию бомб и случайно взорвала их? Их ведь нужно было уничтожить!
В любом случае, в тот момент мы говорили о качестве игры, и о том, как мы потеряли фокус; у нас была пара не самых блестящих результатов. Это продолжалось около часа. Вместо того, чтобы идти на тренировку, мы вели эту беседу. Все игроки включились в обсуждение. Я уже раньше кое с кем из них разговаривал на эту тему, и Оле Гуннар Сульшер, которого я очень уважаю, до сих пор вспоминает разговор, который я начал тем утром, о том, что нам нужно сконцентрироваться, что нам нельзя отвлекаться на всякую внеигровую ерунду – всяких спонсоров бутс, интервью для журналов – у нас слишком много обязательств в СМИ. И Оле до сих пор утверждает, что нам как раз это и было нужно. Никаких словесных стычек, никаких тычков пальцем – ничего подобного. Мы также затронули тему тренировок: «Парни, нам нужно сосредоточиться. Помните, кто мы такие. Мы ведь этим как раз и занимаемся – я о футболе. Наше дело – выигрывать футбольные матчи».
Мы говорили какое-то время, может быть, около часа. А затем я поднялся в офис менеджера, чтобы объяснить, почему мы не выходили тренироваться.
Он сказал: «Я уже спускаюсь».
Я понял по его реакции, что он был недоволен.
Я тоже спустился прямо перед ним и сказал ребятам: «Теперь мне кажется, что идея завести этот разговор была не такой уж и блестящей».
Он ворвался к нам и сказал: «Что тут происходит?» И спросил меня, планирую ли я принести извинения.
Я ответил: «На самом деле, мне не за что извиняться».
«А что на счет того видео?»
А я говорю: «Мне кажется, что это было нормальное видео».
И он начал: «Вот что я тебе скажу. Пи**уй ко мне в офис, прямо сейчас. Вы все! Пойдемте-ка посмотрим это гребаное интервью».
И вот я поднимаюсь по лестнице – мы все поднимаемся – в тренировочной форме, как школьники, которых ведут на серьезный разговор к директору.
Я иду и думаю: «Ну началось». Потому что я до сих пор на 100 процентов не был уверен в том, что наговорил.
Мы посмотрели видео, кто-то из парней стоял, кто-то сидел. Более двадцати лучших мировых игроков, рассеянных по этому громадному офису. Это было всего через пару лет после Сайпана. Что-то вроде дежавю – я уже бывал в подобной ситуации. Сейчас я как будто привык к этому.
Мы смотрели, а я всё думал: «А я ведь мог бы быть одним из этих удивленных ребят. "Ой, кстати, парни, я забыл упомянуть кое о чем внизу"».
Но всё закончилось, и я испытал величайшее облегчение, поскольку все сказанное полностью совпадало с тем, что я рассказал игрокам. Не было ни шокирующих заявлений, ни противоречий. Слава Богу.
Так что я сказал: «Ну что, парни, кто-нибудь хочет что-то прояснить?»
Они такие: «Да нет, всё в порядке».
Я обратился к Даррену Флетчеру: «Флетч?»
Я сказал что-то про то, что моя жена в отборе играет лучше, чем он - об одном из голов. Но судя по выражению его лица я понял, что его это не задело; Флетч знал, что я имел в виду. Отношения между мной и игроками по-прежнему были нормальными.
Но Карлуш и менеджер стояли позади нас, из их ушей буквально валил пар.
Я сказал: «Парни, я рассказывал вам, что говорил. Но мы ведь проиграли со счетом 4:1, вы ведь понимаете».
И все они – каждый игрок – подтвердили: «Да нет, всё нормально; да-да, всё в порядке».
Но менеджер возразил: «Ничего подобного, это ёб**ое видео – позор!»
Я сказал: «Но ведь никто из игроков не имеет ничего против него...».
В этот момент Ван дер Сар, который провел в клубе всего несколько месяцев, поднял руку и сказал: «Знаешь, Рой, я думаю, что ты мог бы, по крайней мере, сменить тон».
Эдвин. Нидерландский легионер – шесть миллионов баксов.
И я ответил: «Эдвин, а не завалить ли тебе еб*ло? Ты в этом клубе всего пару минут, а уже раздал больше интервью, чем я за последние 12 лет. Это был MUTV – мне пришлось это сделать».
Он принял это.
Но затем ко мне повернулся Карлуш и сказал: «Ты недостаточно предан своим одноклубникам».
Он стоял прямо у моего правого плеча... Как только я ему не вмазал – подумал я в тот момент. Вилла в Португалии, плохое отношение ко мне на тренировках – и только что он использовал слово «преданность» по отношению ко мне.
Я сказал: «Давай ты не будешь разговаривать со мной о преданности. Не тебе, бл*дь, Карлуш, говорить мне, что это. Ты свалил из клуба на целый год несколько лет назад ради работы в "Реал Мадриде". Как ты смеешь ставить под сомнение мою преданность, да у меня были все шансы перейти в "Ювентус" или "Баварию". Давай, поговори со мной о преданности. И раз уж зашла речь, мы тут обсуждали тренировки. Тебе не кажется, что кто-то примешивает своё личное отношение к вопросу тренировок?»
И он говорит: «Нет, Рой, нам нужно повторение – именно оно. Заучивание».
А я отвечаю: «Карлуш, а ты всегда занимаешься с женой сексом в одной и той же позиции?»
И, мне кажется, он ответил что-то вроде: «Что?! Этот разговор зашёл слишком далеко!»
Я продолжил: «Ты ведь меняешь позиции, не так ли? Иногда нужно что-то примешать и к тренировкам, да? Всего-то. Это чувствую не только я, все! Ничего личного».
Понятия не имею, зачем я это сказал... До сих пор так и не понял.
Но менеджер сказал: «Ну всё, с меня довольно».
На что я тоже не сдержался: «Вас тоже это касается, папаша. Нам нужно от вас нечто большее».
Я припомнил ему ту лошадиную сделку. Я уже точно не помню, что именно сказал тем утром. Я был ужасно раздражен. Менеджер хотел, чтобы мы подключились к нему в деле покупки какой-то лошади.
Это случилось несколькими годами ранее. Он возил нас на конюшню где-то по дороге в Кэттерик, помнится. Мы все должны были вложить деньги в это предприятие. Деньги из общего котла. Нам платили дополнительные деньги за участие в передачах MUTV и в других СМИ, и мы обычно собирали эти деньги в общий котел. Рождественские встречи, поездки на скачки – это всегда оплачивались из этих денег. Та лошадь была чем-то вроде котенка, только довольно большого. В тот момент меня напрягал тот факт, что мы все вкладывали деньги в это предприятие, но на деле были владельцами лишь шестнадцатой части. Но всё как-то так шло, что мы в это дело не вмешивались.
Я сказал менеджеру: «Вы заставили нас присоединиться к этому предприятию несколько лет назад, и нам всем положена лишь шестнадцатая его часть. Это что ещё была за хр*нь?»
Когда я срываюсь, когда произношу такое, я как будто не я, а кто-то другой. Было какое-то чувство облегчения – какое-то острое чувство свободы. Последствия были последним, о чем я думал в тот момент: я не был игроком «Манчестер Юнайтед» профессиональным футболистом, я был обычным человеком, сражающимся за место под солнцем. Никто нас не прерывал, никто не попытался снять напряжение. Может быть, это потому, что они видели, как я ответил Эдвину. Все пребывали в тихом ужасе, всем казалось, что они тут лишние. Знаете, когда ругаются соседи, а ты через стенку всё слышишь и думаешь: «Ну вот, опять соседи поцапались». Это было очень неловко.
Я ответил менеджеру: «Нам нужно нечто большее. Мы плетемся позади других команд».
А он сказал на это: «С меня довольно», и что-то типа: «Заткнись».
Я тоже отреагировал: «С меня тоже довольно. Я сваливаю. Лучше пойду потренируюсь».
И вышел из офиса. Я спустился по лестнице, повернулся и увидел Микаэля Сильвестра, который тоже выходил, но не следовал за мной. Впоследствии Оле рассказал мне, что после того, как я покинул помещение, менеджер спросил: «Ну, что вы об этом думаете?»
По версии Оле, Рио согласился со мной, что мы играли плохо против «Мидлсбро». Все начали что-то обсуждать, а Оле и Пол Скоулз сказали, что уходят, потому что не намерены обсуждать меня в моё отсутствие. Мне это понравилось – они выказали мне уважение. Когда Оле встал, собравшись уходить, менеджер сказал: «Не собираешься ли ты последовать за ним?» - совершенно четко давая понять, что он имел в виду.
Как говорит Оле, Карлуш позвонил ему на следующее утро и сказал, что нужно извиниться перед менеджером за тот уход, или его уволят.
Я пошёл тренироваться, остальные тоже спустились.
Это был Сайпан номер 2. Взвинченное обсуждение – ничего особенного в мире спорта, то, что должно было быть предметом личной беседы, вышло из-под контроля. Пути назад не было.
Я чувствовал себя ходячим мертвецом.