Автобиография Майкла Каррика «Между линиями». Глава 3: Взросление. Часть 2

В 1988 году папа раздобыл билеты на «Уэмбли», «Ливерпуль» играл с «Уимблдоном» за Суперкубок. Билеты на «Уэмбли»! Мой первый поход туда должен был стать чем-то особенным, как и первые походы в «Boyza» и на «Сент-Джеймс Парк». Мы планировали переночевать в Лондоне всей семьёй. Мы забронировали номер с завтраком в северном Лондоне, и папа отправился со мной на игру. Мама с Грэмом остались в городе, чтобы пройтись по магазинам. Папа хотел, чтобы всё прошло правильно: «Поторопись, сынок, поедем на метро, чтобы пройтись по Wembley Way». Это было важно для него, он уважает традиции, настоящую старую школу, и мне нравится, что он такой.

Я думал, что «Сент-Джеймс» большой. Вау, «Уэмбли» был монстром! Мы сидели практически напротив Королевской ложи. До сих пор помню дрожь, прокатившуюся в момент, когда игроки вышли из тоннеля, шум трибун, и дубль Джона Олдриджа. «Ливерпуль» победил, думаю, это был своего рода реванш за финал Кубка Англии. К сожалению, моя первая поездка на «Уэмбли» закончилась не очень хорошо. Когда мы вернулись в хостел, мама плакала. Бедная, она ждала нас там целую вечность! «Я не могу здесь оставаться». Комната была действительно ужасающей, грязный подвал с чёрными мусорными корзинами за дверью. «Пойдём», — сказал папа. — «Мы едем домой». Мы сели в его Принцессу и отправились домой.

Дорога заняла семь часов, но оно того стоило. Мы не могли там оставаться. Тот номер был катастрофой, а мы любили быть дома. С малых лет по воскресеньям нас водили в церковь, к Армии Спасения. Мы были воспитаны в соответствии со строгими христианскими ценностями. Это было важно для мамы и папы. Мама почти всю жизнь состояла в Армии Спасения. Так что по воскресеньям мы ходили в церковь и воскресную школу. Как только мы приезжали, я, Грэм и наш двоюродный брат Гарри обычно бежали на церковный двор поиграть в футбол. Мы делали это до, а иногда и после службы. У нас был мой губчатый мяч, и мы пинали его, используя стулья как ворота. Со временем я стал замечать, что ни один из моих приятелей по «Boyza» не ходит в воскресную школу, меня это смущало. В итоге я поговорил об этом с мамой. Я объяснил, что никто не ходит в воскресную школу, так почему должны мы? Я продолжил посещать её ещё какое-то время, но прекратил делать это регулярно после 11 лет. По праздникам мы ходили туда всей семьёй, так что мама была не против. Она всегда поощряла нас и никогда не навязывала свои убеждения. Я был крещён как католик, потому что папа был из католической семьи, а дедушка был смотрителем в католической школе. Когда я приезжаю с детьми в Уоллсенд, они с удовольствием ходят в церковь с бабушкой. Им нравится слушать истории о том, как она была лидером Молодёжного клуба и зарабатывала нашивки в Организации скаутов для девочек. Мама всегда умела планировать прелестные поездки на выходных в места вроде Скарборо, Скегнесс, Батлинс и даже Корфу. И всё же, как только мы прибывали на место и видели хотя бы кусок газона, первым предложением было «Давайте вытащим мяч!» Бедная мама. Она всегда улыбалась и говорила: «Это мои мальчики». Сейчас я задаюсь вопросом, хотела ли она когда-нибудь дочку? Она всегда жила в доме, полном мальчишек.

Я люблю маму и восхищаюсь ей. Она потрясающая женщина, всегда творящая и организующая добро. Она любит отправлять всем открытки на дни рождения, годовщины, всяческие благодарности, поздравления — у неё должно быть целая записная книжка исписана датами и адресами. Семья — её команда, и она старается внести свой вклад. Никогда не думает о себе, всегда об окружающих. Когда я был в «Boyza», мама приносила чай и бисквиты всем ребятам. Она организовала пикник для всей команды. Её раздражало, что люди приходили с пустыми руками и говорили: «О, у Линн что-то есть!» Справедливости ради, она всегда делилась. У мамы был огромный термос с кофе, которого хватило бы на целую армию. У нас всегда были с собой куртки, кепки, перчатки, сумки, всё что угодно, на случай, если кто-то забудет своё.

Мама любила это, потому что я и Грэм были так счастливы в «Boyza». Она всегда ездила с нами, даже если до места проведения игры приходилось добираться на четырёх автобусах, особенно если папа был в отъезде. Она никогда не говорила: «Ой, меня не волнует, что тебя нужно куда-то отвести сегодня». Мама не водила машину и возила нас на матчи на автобусах. Никогда не смогу полностью отблагодарить её за жертвы, на которые она шла ради нас. Она научила меня здравым принципам и быть ответственным с деньгами. Помню, однажды она пришла ко мне и сказала, что открыла для меня сберегательную книжку, на которую можно было класть деньги через банк. «Мы будем отправлять в банк деньги на обеды и ещё немного на карманные расходы, — сказала она. — Если сэкономишь какое-то количество денег за месяц, они твои. Но помни, если к пятнице у тебя не будет денег на обед — останешься голодным!»

Одно из моих любимых детских воспоминаний — поездка с командой U-12 «Wallsend Club Boys» в Нидерланды, меня гипнотизировали эти голландские ребята, играющие в пас от обороны. Не помню, с кем мы играли, зато помню, как мама угрожала судье сумочкой. Такое не забудешь! Короче говоря, история такова: мы остановились в местечке неподалёку от озера, на котором была горка, и я рассёк колено, влетая в воду. Наложили старые добрые швы бабочкой и большую повязку, но когда ты в поездке — ты играешь. «Уоллсенд» играл с одной из этих голландских команд с парой «подстав», парней, которым точно было больше 11, и вот один из этих здоровяков сносит меня, и я падаю, схватившись за колено. Мама закричала на судью, и выскочила на поле, размахивая своей сумочкой. На полпути она осознала, что делает, и слегка попятилась. Она никогда не пережила это. Она была поражена до глубины души!

Грэм похож на маму, я же скорее папин типаж. Когда я был помладше, я был застенчивым и, возможно, наивным. Я смотрел, как остальные ребята ввязывались в конфликты, нарывались на проблемы и драки, или же просто звонили в двери и убегали, творили всякие глупости — всё это было не для меня, я слишком боялся быть пойманным. Я никогда не боялся папы, но был в ужасе от мамы. Она очень сильная женщина и может быть упрямой (черта, которую я разделяю), но в то же время очень заботливой и любящей. Каждые несколько месяцев мама могла взорваться и выйти из себя, особенно когда наш футбол ущемлял семейную жизнь. Она кричала: «Слишком много футбола в этом доме. С меня довольно», — потом хлопала дверью и выбегала из комнаты. Мы с папой переглядывались, слегка улыбаясь: «Ну вот, опять». Если я не делал домашнюю работу, мама не разрешала мне идти в «Boyza». «Сперва уроки, потом футбол», — говорила она. Родители серьезно относились к нашему образованию. Однажды мне пришлось пропустить тренировку из-за домашки, и я сгорел со стыда, когда объяснял Кену, почему меня не было. Такого больше никогда не случалось!

В моей первой школе, Стивенсоне, я не занимался футболом. Мистер Добсон был учителем физкультуры старой закалки. В Стивенсоне была ужасная команда, там практически не было настоящих футболистов. Мне приходилось играть за команду годом старше, и мистер Добсон ставил меня последним защитником из-за моего понимания игры. Однажды мы играли с Уэстерном, их учителя звали Колин Маккей. Мистер Маккей посмотрел, как я играю, и пригласил на просмотр в «Уоллсенд Таун», это было круто. Чуть позже я переехал в Уэстерн, играть под руководством мистера Маккея было одним удовольствием. В Уэстерне интересовались футболом гораздо больше, нежели в Стивенсоне. Здесь училась компания из 6-7 детей-спортсменов, в том числе мои лучшие друзья Крис Худ, Стивен Брэдли и Стивен Резерфорд. Худи занимался в «Centre of Excellence» в Ньюкасле, Брэдли и Резерфорд играли со мной в «Мидлсбро», я занимался там некоторое время, Фил Уолтон отправился в «Хартлпул» в интернат, Крис Торман играл в регби, попал в Суперлигу, был капитаном сборной Англии, а теперь работает помощником тренера в «Huddersfield Giants». Стивен Брэдли и Стивен Резерфорд тоже играли в регби, за «Hull» и «Gateshead Thunder». Мы были неплохой командой! Уэстерн даже играл в финале чемпионата по мини-футболу среди школ в Aston Villa Sports Centre в 1992 году. Мы помогали друг другу под руководством мистера Маккея. Когда я подписал свой первый профессиональный контракт, я осознал, что мне посчастливилось работать с таким потрясающим тренером, как мистер Маккей, в столь юном возрасте. Он был родом из Абердина и полон энтузиазма. Когда я думаю, насколько он мне помог, благодарность переполняет меня. Я всегда поддерживал с ним контакт. Он посвящал нам много времени по вечерам в будние дни и утром в субботу.

Мистер Маккей однажды отвёз меня в Нортумберленд на чемпионат графства по лёгкой атлетике в 1991 году. «Нам нужен кто-нибудь младше 12 лет для забега на 60 метров в беге с барьерами», — сказал он. «О, я поеду», — вызвался я. Мне было девять, я соревновался с одиннадцатилетними без какой-либо подготовки. Это было сумасшествие, серьёзно, я не знал ничего, например, сколько шагов делать между барьерами. Я и одет был не совсем к месту. Помню, как стоял там в мешковатом костюме Reebok и массивных кроссовках, не понимая, что мне делать. У парня с соседней дорожки были колодки и стартовый блок, а я стоял и думал: «И что мне делать с моими огромными шортами?» В общем, я приготовился и стартовал, после чего всё, что я слышал, были мамины крики: «Давай, Майкл!» Я прошёл пару раундов, а потом выиграл финал. Чемпион графства Нортумберленд! В следующем году мистер Маккей взял меня снова, но я занял только второе место, и лёгкая атлетика была забыта.

Однажды он сказал: «Скоро будут просмотры в команду по крикету, вы могли бы играть, не хотите попробовать?» Мы не проявили энтузиазма. «Это будет в Jesmond Cricket Club в 2 часа дня. Вам придётся уйти с уроков пораньше». Уйти с уроков? Да, конечно, можете на нас рассчитывать! Мы примчались в крикетный клуб и осознали, что попали не на своё место. Мы были неряшливо одеты, только зашли с улицы, у нас не было бит — и мы понятия не имели, что делать. Остальные ребята были из частных школ, в белых костюмчиках, в их глазах читалось: «Кто это вообще такие?» Я, Худи и пацаны нацепили щитки, одолжили биту и решили попробовать. Никогда не забуду, как Худи начал лупить шар повсюду. Он поколотил им всех боулеров. У Тормана неплохо получалось быть боулером. Но нам не перезвонили. Играть в крикет за графство? Они не могли позволить нам. Я понимал, что мог бы научиться играть, но я понятия не имел о крикете. Я чувствовал себя не в своей тарелке, за пределами зоны комфорта, словно в чужом мире, частью которого я не был. Всё ещё помню первый шар, который мне нужно было отбить, он приближался ко мне так быстро, я такого никогда не видел. В тот момент я осознал: «Нет, это не для меня».

Под руководством мистера Маккея мы все играли в регби в школе, а некоторые из ребят играли в лиге по субботам. Грэм был достаточно хорош, чтобы отыграть в лиге для северо-восточных школ на «Уэмбли» перед финалом Кубка мира 1995 года. На самом деле, он не воспринимал это серьезно. «Хочешь сыграть в регби?» — он уже вскочил. «Что за правила?» Реализуешь попытки и делаешь отборы. Не моя тема, у меня до сих пор остались шрамы. Однажды мы играли в регби на пляже в Уайтли Бэй, в районе 10 километров от Уоллсенда. Игра шла в полный контакт, и мне прилетело по носу. Когда парни увидели кровь, они тут же побежали за доктором. Мы были у подножия небольшого холма, они оставили меня там. Доктор был вынужден проделать ко мне большой путь по склону, и всё, что он увидел, был мальчишка с расквашенным носом. «Ты бы мог сам прийти», — сказал он. В любом случае, они отвезли меня в главную больницу Тайнсайда и позвонили маме. Я не хотел, чтобы нос вправляли, но приехала мама и настояла на этом. «Ваш сын принимает решение, мэм», — ответил доктор. «Послушайте, я его ближайший родственник. Это мой сын. Ему 14 лет, и я отвечаю за него». Доктор был непреклонен: «Майкл решил ничего не делать, и раз уж мы говорим об ответственности, вас не было рядом во время инцидента». У мамы до сих пор хранится письмо, которое больница отправила в школу, утверждая, что я гулял с друзьями без присмотра.

На этом этапе футбол стал одержимостью, и я отошел от занятий другими видами спорта с моими товарищами, полностью сосредоточившись на футболе. Худи занимался в «Centre of Excellence» Ньюкасла, но Худи, Брэдли и Резерфорд не были такими безумными фанатами футбола, как я. Они всегда больше любили регби. Резерфорд позвонил мне однажды, когда я был за границей с «Манчестер Юнайтед», ехал на автобусе на очередную игру:

— Ты где?
— На «Бернабеу»!
— Чем занят?
— Играем с мадридским «Реалом». Всего лишь первый матч 1/8 финала Лиги Чемпионов!
— А, понятно, ну хорошо, удачи тебе. Позвоню завтра.

Об это сложно было не знать! Один из самых крупных матче в мире! Это то, за что я люблю Резерфорда. Я думаю, это здорово. В конце концов, в жизни есть много чего, помимо футбола.

Школа мешала мне заниматься футболом, но я знал, что должен учиться, и прикладывал максимум усилий. Мне нравится читать старые отчёты обо мне из Бернсайда, понимать, что я рано понял суть игры. «Майкл демонстрирует хорошее понимание тактики игры… Он может бороться агрессивно, но всегда поддерживает принципы fair play», — отчет учителя физкультуры 1993 года обо мне. Надеюсь, я не сильно изменился 25 лет спустя.

В школе я не тратил время зря, но всегда хотел стать футболистом. Скауты следили за мной и приглашали потренироваться в их клубы. Я занимался в «Мидлсбро», когда мне было девять, только потому что ещё пара ребят из «Boyza» пошли со мной, Кев Урвин и Пол Догерти, он был отличным маленьким игроком. В его арсенале были все финты — левая нога, правая, развороты Круиффа, переступы, всё, что угодно. Я отыграл за «Боро» всего один раз, в центре нападения. Мои друзья со временем ушли, ещё через год ушёл и я, мне было 12. Я всё ещё храню фотографию с Гари Паллистером, нас сфотографировали снаружи входа для игроков на «Эйрсом Парк» в 1992. Я присматривался к другим клубам, однажды отыграв на просмотре за «Сток» на турнире Эйра, когда мне было 13. Кроме того, я начал посещать «Вест Хэм Юнайтед» по выходным, тренировался, знакомился с их персоналом и укладом, вскоре я стал приезжать раз в месяц. Я продолжал играть за другие клубы, а потом мной заинтересовался «Ньюкасл». Для меня, фаната, это было просто потрясающе. Джон Карвер, директор их академии «Centre of Excellence», пригласил меня тринадцатилетнего присоединиться к команде U14 для поездки на Молочный Кубок в Северную Ирландию. Когда я согласился, Джон зашёл в клубный магазин, взял тренировочный костюм с вешалки и вручил мне со словами: «Ну, парень, теперь ты полностью готов». Мы до сих пор иногда посмеиваемся над этим с мамой. У этого костюма были поразительно длинные брюки, мама чудом нашла в Уоллсенде ателье, где их привели в нормальный вид. В итоге, я прибыл на «Сент-Джеймс» в своём особенном костюме в день своего тринадцатилетия, 28 июля 1994 года, и Питер Бирдсли вручил мне шоколадный торт. Я оценил этот жест, но возненавидел саму поездку. Турнир был хорош, множество классных игроков, но борьба на поле была жёсткая. Однажды ночью в Портруше тренеры «Ньюкасла» дали нам немного денег, чтобы мы могли посидеть за слот-машинами, а несколько игроков вышли на улицу и одолжили мини-купер у девушки, с которой они только что познакомились, и поехали кататься вокруг автостоянки. Это была ужасная поездка, и, как бы я не любил «Ньюкасл», я понимал, что не могу играть за них. Атмосферу в команде было не сравнить с тем, что было в «Вест Хэме».

Когда вернулся, я сказал маме: «Мне нравится "Ньюкасл", но я не хочу заниматься там». Мое сердце никогда не было в Ньюкасле. У них не было резервной команды, было сложно понять, как молодой игрок попадёт в основную команду. Есть кое-что, чего хочет каждый подросток, занимающийся в профессиональном клубе. Шанс. Несмотря на мою любовь к клубу и удовольствие, которое я получал, находясь в Галлоугейт, я не чувствовал себя как дома в Ньюкасле. Мои мысли всё больше и больше были о «Вест Хэме».

Через год я вернулся на Молочный Кубок с «Вест Хэмом» вместе с Марком Мейли и Стивеном Уотсоном из «Boyza», я делил комнату с Шоном Бирном. За прошедшие годы мы с Бирни неплохо сдружились. Жребий свёл нас с «Ньюкаслом», и тренер хотел быть уверен, что игроки к этому готовы. «Хорошо, у нас тут трое джорди, а играть с "Ньюкаслом", так что советую вам собраться с силами и выиграть ради этих пацанов», — сказал он команде. Мы разгромили «Ньюкасл» 5-1.

Это всегда было весело. На протяжении большей части детства футбол был забавным, игра была чередой проб и ошибок, тренировок, обучения, но я всегда любил это. Я никогда не спрашивал: «Можно сегодня не идти на тренировку?» Я не мог дождаться встречи в «Boyza» с друзьями. Мы болтали об этом на переменах в Вестерне: «С кем сегодня играете? А во сколько? Я приду посмотреть». Любовь к игре стала причиной того, что мне не понравилось и в «FA’s School of Excellence» в Лиллешале. Предполагалось, что это будет интернат для лучших юниоров. В 14 лет меня пригласили на просмотр в Донкастере, что позволило нам посетить пару просмотров в Лиллешале. После того, как мама и папа оставили меня на отшибе в сельской местности в Шропшире, я увидел этих детей-спортсменов и просто почувствовал себя не в своей тарелке. Остальные ребята казались гораздо более бывалыми, понимающими, как работает мир, как работает футбол и как работает система. Я был наивным, в основном недостаточно взрослым. Я родился в конце июля и всегда был самым младшим в своей возрастной группе, самым маленьким. Мы остались в Лиллешале, я лежал в постели и мучился, думая: «Хочу ли я провести здесь два года, без мамы, папы и Грэма, вдали от моих приятелей?»

Я безумно хотел стать футболистом, но в то же время мне было важно чувствовать себя в безопасности, окружённым заботой. Потому я не смог сыграть хорошо на просмотрах, мне было не по себе. Я позволял игре плыть мимо. Мама с папой наблюдали за мной, и папа сразу это понял. Мама рассказала мне об этом год или два спустя. Папа тогда сразу сказал: «Что с Майклом? Не думаю, что он хочет быть здесь». В машине по пути домой я признался им: «Не хочу оставаться в Лиллешале. Я не могу уехать из дома. Не хочу оставаться здесь ещё на два года. Так я никогда не стану футболистом». А единственное, что было важно моим родителям — чтобы я был счастлив. «Если не хочешь, сынок, тебе не обязательно идти туда», — ответил отец. «Мам, я не хочу уезжать от вас». «Что ж, сынок, ты не обязан».

После этих двух пробных игр в интернате осталось 30 парней, а мест было всего 20. Через две недели я получил от них письмо с уведомлением, что я в резерве, среди первых на случай, если кто-нибудь откажется. Да! Я, должно быть, был первым ребенком в истории Лиллешала, который радовался неудаче на просмотре. На самом деле, считаю, что мне ещё повезло. Если бы я пошёл туда, я бы не продержался долго. Мама и папа беседовали у кромки поля в Лиллешале с другими родителями, которые были весьма настроены на то, что их мальчики отправятся в школу. Некоторые из парней выглядели как прирождённые футболисты, созданные для жизни в интернате. Я же был совсем не готов к этому. Там я чувствовал себя уязвимым. Вскоре у парней начались занятия, к слову, там был Алан Смит. Мы с Аланом позже играли вместе в «Манчестер Юнайтед», но познакомились мы ещё в колледже Донкастера на разминке к выставочному матчу, я хорошо его знал и всегда думал: «Вау. Вот Смадж точно готов к интернату, он знает, что такое футбол». И даже он ушёл оттуда после нескольких месяцев. Услышав об этом, я только укрепился в уверенности, что смог уклониться от пули.

Видя фотографии всех успешных профессиональных футболистов на стене в «Boyza», понимаю, что мечты сбываются и без Лиллешала. В глубине души я всегда знал, что добьюсь своего. У меня всегда было это упрямство, эта внутренняя сила. Я бы никогда не сказал, что был лучше, чем другой игрок, но мог подумать так. Я посмотрел на игроков, отправившихся в Лиллешал, и сказал себе: «Я переживу их».

Итак, я был просто счастлив ходить в клубы, заниматься, держать нос по ветру и не сворачивать с дороги. «Вест Хэм» появился на моём пути одним из первых, и я сразу почувствовал связь между нами. Но вскоре в дверь нашего дома в Уоллсенде начали стучать скауты из других команд. В итоге было около 12 клубов, желавших подписать меня. «Выбирать тебе, сынок, — сказал папа. — Это твоя работа, это твоя среда, выбери команду, где тебе будет комфортно». Так что я проводил в поездках по футбольным клубам каждый выходной в свои 13-14 лет. Летом того года, когда мне исполнилось 14, я побывал в восьми местах за шесть недель. Мы были в «Арсенале», они заселили нас в большой хостел, мне это не понравилось. Кроме того, я повидался с Ианом Райтом на тренировочном поле, это было просто «вау!» Мы были в «Кристал Пэлас», а потом мама отвезла меня в «Челси» на поезде. Они подобрали нас на микроавтобусе и отвезли в Харлингтон, в те времена база «Челси» была неподалёку от Хитроу. Я выскочил из автобуса и побежал играть, а маму заставили сидеть в нём несколько часов. Думаю, они просто про неё забыли. Гвин Виллиамс, приглядывавший за детьми в «Челси», выпустил её. Мама возмущалась: «Я проделала весь этот путь не для того, чтобы...» В раздевалке у меня украли часы. Я очень хотел уехать оттуда. «Они не пасовали мне!» — жаловался я папе дома. Я чувствовал себя аутсайдером. Первые впечатления очень важны, потому мне не понравилось в «Челси». «Я кричал им, что открыт, а они не замечали меня!» Ни за что не пошёл бы в «Челси».

В конце концов, я выбрал «Вест Хэм». Они позволили мне почувствовать себя очень желанным и расслабленным, ещё они играли по-особенному, называя свой стиль «West Ham Way». «Они играют в футбол двумя касаниями, пап, никаких дальних передач. Два касания, раз-два, пас и забегание». Я сравнивал всех с «Вест Хэмом» — настолько мне там понравилось. Я также бывал в Олдхэме, Суиндоне, Ноттингеме, ездил к «Эвертону», «Сандерленду», «Уимблдону», и после того, как в апреле 1995 года я сыграл на просмотре для команды U14 «Ковентри», я сказал папе: «С меня довольно, этого стало слишком много». Моё сердце было с «Вест Хэмом». В 14 лет я все еще тренировался на северо-востоке и с 14-16 лет я занимался в независимом «Centre of Excellence» на Честер-ле-стрит для игроков, которые вступили в клубы, находящиеся слишком далеко, чтобы ездить к ним каждую неделю. Нас тренировали Кенни Уортон, который играл за «Ньюкасл» и работал тренером в своей академии, и Винс Хаттон, который сильно повлиял на меня, он забирал меня и возил в Боро каждую неделю. Они были хорошими тренерами, и я многому у них научился. Я играл во все виды футбола — большой, мини-футбол, мы устраивали свои лиги, кроме того, я не прекращал пинать мяч на улице с моими товарищами. Это разнообразие было важно для моего развития. Было весело экспериментировать и исследовать, не опасаясь осуждения. В то время мне нужно было привыкнуть к определенным навыкам или движениям. Это было похоже на изучение языка, на котором я хотел говорить свободно. «Сработает ли это?» — спрашивал я себя и пробовал. Я был достаточно уверен в себе, чтобы пробовать финты и обманные движения, ведь я просто пинал мяч со своими друзьями. На школьном дворе я старался быть в команде с самыми младшими или худшими игроками, усложнить себе задачу. Так мне нравилось больше.

Но теперь я сосредоточился на «Вест Хэме». Мой карьерный консультант из Tyneside Careers, г-н Аллотт, рекомендовал некоторые местные колледжи в Редбридже и Лайке, когда я переехал на юг. Я ценил его советы, но университет никогда не был в моих мыслях, всё, о чем я мог думать – это Академия футбола «Вест Хэм Юнайтед».



Все книги на cantona.ru