Рой Кин. «Второй тайм» Глава 3. Часть 1

keane-book

У «Хайбери» был очень странный туннель. Очень тесный, как маленький переулок. Там очень сложно избежать контакта с людьми, даже если хорошо постараться.

Соперничество между нами и «Арсеналом» порождало энергию, страсть, и это было превосходно. Я ненавидел их. Но стоит сказать, что помимо всего этого присутствовала и зависть, ведь тогда они были очень хорошей командой. Но в конечном счете именно они сделали меня лучше. Мне приходилось быть лучшим. Когда я сталкивался с Пети и Виейра в центре поля — я не мог себе позволить расслабиться. И когда мы проигрывали игры «Арсеналу», я был первым, кто пожимал им руки.

«Челси» пытался бросить новый вызов, но то, что было с «Арсеналом», было удивительно. Команда, болельщики, их старое поле, «Хайбери». Люди говорили, что там узкое поле, но на самом деле оно было таких же размеров, как и большинство. Нам казалось, что мы не владели мячом, и их фанаты буквально зависали над нами. Все это создавало великую атмосферу.

Это было самое жесткое и сильное соперничество, больше мы такого не видели. Сейчас стараются избегать частых физических контактов. Клубы предпочитают покупать технически подкованных футболистов, а не бойцов. Возможно, нам просто выпало такое время. Все сводилось ко мне и Патрику, и на нашу долю выпадало основное количество противостояний. Я вижу, как игроки из разных команд обнимаются в туннеле перед матчем. Я думаю, что игроки «Юнайтед» со мной согласятся: мы ненавидим «Арсенал». И парни из «Арсенала» ненавидят «Юнайтед».

Кто же стал лучшей командой? Нельзя точно ответить. Мы были как два тяжеловеса, избивающие друг друга. Патрик был новым парнем, на пять или шесть лет младше меня. Но он так не выглядел. Он был очень контактным игроком, стал очень важным для канониров. Я же был очень важен для «Юнайтед». Наверняка можно было сказать, что любая игра с нашим участием будет яростной. Тот стиль, в котором мы оба играли, нельзя назвать дружелюбным. Это просто невозможно. Вероятно, все было бы по-другому, если бы играли правых защитников, например, и никогда не сталкивались. Но мы стояли в центре поля и с удовольствием колотили друг друга. Это все привело к настоящей конфронтации. Было заметно, что я вспыльчив, но, когда мы играли, я должен был контролировать это. Мы оба старались контролировать поле и игру. Мы были лидерами, а если лидера легко вывести из себя, другие игроки будут страдать. Это нормально. Патрик — большой парень, ростом шесть футов и четыре дюйма. Но я всегда предпочитал думать, что это только неудобство для него. Я больше подходил для быстрого паса, я мог лучше читать игру. Я думаю, что мое предчувствие было лучше, чем его. Возможно он имел преимущество при игре головой, но у меня были свои достоинства. Моя вражда с «Арсеналом» началась еще до приезда Виейра, когда я играл за «Форест». У меня были стычки с Рэем Парлором и Мартином Киоуном. Еще были Пол Дэвис, Джон Дженсен, Дэвид Рокастл. Никто из них не был мальчиком из хора.

Мы проиграли первую игру сезона «Челси» 1:0 на «Стэмфорд Бридж». Всегда хочется иметь несколько побед на старте, потому что это предает определенный импульс. Но теперь было очевидно, что нам приходилось играть в догонялки. В тот день я играл не на своей позиции, что уже говорит о плохом старте сезона. Такое может произойти в феврале или марте, когда состав может поменяться. Но игра в первый день сезона не на свой позиции — плохой знак. Это говорит о провале в глубине состава.

Это была первая игра Моуриньо в Англии. Я помню тот гол и понимаю всю его важность. Выиграть у «Манчестер Юнайтед». Моуриньо уже был Особенным. Это придало им уверенности. Не забывайте: сезоном ранее они финишировали вторыми и без Моуриньо.

Вспоминая тот гол, я думаю, возможно, я мог сыграть и лучше; возможно, мне стоило что-нибудь сделать с Гудьонсеном, когда он вышел забивать. Может быть.

«Челси» был сильнее в тот день, но и нам просто не везло. Эта игра отражала весь сезон. Мы хорошо играли, мы были близки, но недостаточно. Владельцы «Челси» потратили целое состояние, и теперь у них были Карвальо, Дрогба, Макелеле. Мы поскользнулись на них. Но мы всегда встаем и продолжаем бороться. Они всего лишь выиграли у нас со счетом 1:0, но это уже говорит о многом. Они были сплоченной, твердой командой. Их сложно было сломать. Но также было предчувствие, что Моуриньо не задержится надолго. Я не думаю, что он станет новым Фергюсоном или Венгером. Он не собирался строить свою династию.

«Челси» был очень силен, но я знал, что Руни и Роналду станут еще лучше через год, может два. Не было никакого чувства паники. Я всегда знал, что мы вернемся назад, заполучим еще пару хороших игроков. И новые игроки приходили из академии: Даррен Флетчер, Джон О'Ши, Уэс Браун.

У нас был период перестройки. Как возрастной игрок, я побаивался этого. Дело не в том, что менеджер не говорил ничего, ни команде, ни мне. Я был в «Юнайтед» уже больше десяти лет, и понимал, что некоторые вещи меняются. «Давайте будем двигаться в этом направлении и посмотрим, к чему это приведет». Но эти перемены не должны затягиваться. От нас требовали выигрывать трофеи. «Все в порядке, ребята, мы просто в сложном периоде. Давайте проиграем "Фулхэму"» – мы не могли себе позволить таких разговор в раздевалке. Мы всегда были очень настойчивы. Фанаты не могли ждать следующего года. Мы по-прежнему были очень хорошей командой.

Фанатов всегда воодушевляют громкие подписания, тоже самое происходит и с игроками. Все очень ободрялись, когда в раздевалку входил Уэйн Руни. Он приехал на старте сезона 2004/05. Он изначально был топ-игроком. Я это понял еще после первой тренировки. Когда мы играли против него, такие способности сложно не заметить. Вероятно, я не испытывал к нему таких теплых чувств, как к Роналду. Руни был больше уличным парнем, он был скаузером, а Роналду выглядел таким невинным. Он вел себя, как 17-летний, в то время как Руни – уже как взрослый. У меня была всего одна стычка с Уэйном, и она никак не касалась паса, который он мог бы отдать, или некоторых тактических изменений.

Мы были в отеле в пятницу вечером, перед игрой, не помню уже где. Около семи вечера вся команда собиралась вместе, и мы ужинали. В комнате стоял большой телевизор. Я увлекался регби, и по телевизору как раз показывали важную игру. Я вышел в туалет, а когда вернулся, увидел, что кто-то переключил канал на что-то другое. На что-то дурацкое. Не могу вспомнить, что это было. Несколько игроков смотрели на это и тупо хихикали.

— Кто переключил регби? – спросил я.

Я понял, что Руни как-то причастен к этому. Это было видно по его лицу.

— Где пульт? — спросил я.

— Я не знаю, — ответил Уэйн.

— Нет, бл**ь, ты точно знаешь.

Я не хотел раздувать из мухи слона, такие вещи, как возвращения пульта, не должны были меня волновать. Так что я поднялся в свой номер и досмотрел игру.

На следующее утро, когда я спускался на предматчевый завтрак, у Уэйна Руни хватило смелости подойти ко мне.

— Ты нашел пульт, Рой?

Кажется, я сказал ему пойти на х**й.

Это было единственное наше разногласие. Кажется, в одной из своих книг, а у него есть договор на написание десяти, он упоминал этот случай. В книге он утверждал, что я отправил к нему в комнату служащего охраны, чтобы тот забрал пульт, но это просто чушь.

Алан Смит перешел к нам из «Лидса», и у него выдался удачный старт. Я сразу поладил со Смаджем (Smudge — прозвище Алана Смита. urbandictionary.com дает очень интересное определение — прим.). Была одна вещь, которая меня поражала в нем. Он никогда не пил. Это немного делало его аутсайдером. Он веселился с нами до глубокой ночи, шутил и смеялся. Он был упрямым. К этому моменту я уже завязал с алкоголем, таким образом мы много разговаривали под конец веселья. Иногда только мы вдвоем могли поддерживать беседу.

Он передвинулся с позиции нападающего в зону полузащитников. Я думаю, что он страдал из-за того, что не мог выходить на позиции атакующего. Возможно, менеджер рассматривал его как возможную замену мне. Но я никогда не чувствовал, что мое место под угрозой. Помню, когда на тренировке приходилось играть против него, я всегда думал: «Да, он определенно получит свой шанс». Не то, чтобы он не достиг своего предела, просто ему мало доверяли. И травмы у него были самые сложные.

Габриэль Хайнце. Он был злобным ублюдком — злобным на тренировках. Я помню, как получил травму. По большей части, это была моя вина. Дело было в пятницу. На следующий день у нас была домашняя игра со «Шпорами». Перед домашними играми у нас обычно облегченные тренировки. Но в этот раз тренировка стала по-настоящему жесткой, после пары стычек между мной и Гэбби. Делая подкат, он сильно ударил меня по ноге. Будучи героем, каким я и являюсь, я промолчал. Я не хотел, чтобы меня отправили лечиться. Но было очень больно.

На следующий день я вышел из дома хромая.

Я сказал моей жене: «Ну что же. Я не готов играть сегодня. Я просто пойду и скажу им это». Отправился на «Олд Траффорд» и прихрамывая вошел в раздевалку. Выпил парочку обезболивающих и пошел играть. Позже моя жена сказала, что ей было очень забавно услышать мое имя по радио, когда объявляли составы, ведь она видела, как я покидал дом еще утром.

Но мне нравился Хэнзи. Позже и он получил очень плохую травму, что-то с крестообразными связками. Много парней, которые пришли в клуб в то время — Смадж, Гэбби, Луи Саа — все пострадали от травм.

Атмосфера в раздевалке менялась. Молодые ребята придавали больше энергии. Когда игрок постарше проигрывает в полуфинале, он опустошен. Молодой игрок всегда думает, что у него впереди будет еще много полуфиналов. С молодыми игроками пришло высокомерие, надменность. Мне стало завистливо, что я становлюсь все старше. Чем старше ты становишься, тем меньше у тебя шансов выиграть новый трофей, и все меньше шансов, что с тобой подпишут новый контракт, но больше шансов получить новую травму. Молодые еще об этом не задумываются.

Приезжали новые игроки. Жерар Пике был хорошим парнем и хорошим игроком. Ему не удавалось часто выходить на поле, и он захотел вернуться в «Барселону». Там дела у него пошли как надо! Я не думаю, что кто-нибудь мог предсказать ему такое будущее. Была теория, что он не очень хороший защитник, но он оказался одним из лучших. Он знает, что такое защита.

Джузеппе Росси был по-настоящему хорошим человеком. Но у него выдалось трудное время в «Юнайтед». Он был атакующим игроком, из-за этого появились трудности с появлением в стартовом составе. Джузеппе — итало-американец. На одной из первых тренировок с ним, Росси не отдал мне мяч, когда я был на лучшей позиции. Он посмотрел на меня — не сказал ни слова. Но я точно знаю, о чем он подумал: «Почему бы тебе не пойти на х**й».

Я отвернулся от него, подумав: «Это будет интересно».

Если бы он сказал что-нибудь, мне пришлось бы подбежать к нему. Но он просто смотрел сквозь меня. На его лице четко выражались его мысли. После тренировки я подошел и пожал ему руку. Он мне понравился с первого дня.

Я пытался подписать Джузеппе, когда тренировал «Сандерленд». Все прошло не очень удачно, и это одно из моих самых больших сожалений. Я делал себе профессиональное разрешение на работу в то время и пытался договориться с «Юнайтед» о разговоре с Джузеппе. Также в тот вечер мне надо было быть на лекции в Алтринчем, в Манчестере. С Росси мы назначили встречу в итальянском ресторане. Он пришел с восемью агентами, трое из них были итальянцы, и даже его отец приехал. Все походило на сцену из «Славных Парней», в хорошем смысле.

Я сидел во главе стола и пытался склонить Джузеппе подписать контракт.

Они сидели с видом: «Давай, убеди нас».

И я начал свою речь, она, может, и была дрянной, но ему нравилось. Мы согласовали ценник на восьми или восьми с половинной миллионов, что было слишком большой суммой за парня, который особо еще ничего не сделал.

— Послушай, Джузеппе. У меня есть целый оркестр в «Сандерленде». Но мне не хватает дирижера. И им будешь ты.

Они шептались и разговаривали между собой.

Я подумал: «Все пройдет или очень хорошо, или он не перейдет».

Мы закончили встречу. Я действительно ей наслаждался.

— Мне надо посмотреть на другие предложения, — сказал Джузеппе.

Через несколько дней он перешел в «Вильярреал».

Росси связался со мной и сказал: «Спасибо за все, Рой».

«Сандерленд» или «Вильярреал»? Я понимал его решение. «Вильярреал» набирал обороты и делал много шума, и, как сказал Диего Форлан, находился в двадцати минутах от пляжа.

У нас было три ничьих в первых пяти матчах, и это были плохие игры против «Блэкберна», «Эвертона», «Болтона». Затем мы выиграли у «Ливерпуля» и «Тоттенхема». Но потом опять последовали две ничьи с «Миддлсбро» и «Бермингемом». Это был плохой знак. Было не очень похоже на форму команды, которая собирается выиграть титул. Всегда возможен вялый старт, но эти ничьи были совсем не обязательны. В ничьей с «Челси», возможно, нет ничего плохого, но таких игр становилось слишком много.

Все дело в победах.

Мы сильно ударили по «Арсеналу», выиграв у себя дома со счетом 2:0 и прервав их беспроигрышную серию из 49 матчей. Я не играл в том матче.

Тем летом я отправился в клинику детоксикации в Милане вместе с Райаном Гиггзом и еще несколькими приятелями. Возможно, Дэвид Беллион тоже был с нами. Некоторые французские игроки посоветовали нам эту клинику. Там нам установили очень строгий режим — надо было морить себя голодом в течение трех или четырех дней, а они обучали нас правильному питанию. В то время я как раз находился в фазе особого внимания к своему здоровью. Гиггзи уже бывал там и раньше, он предупредил меня, что нас кормить не будут. Я ему не поверил, думал, хоть что-то же мы будем есть. Я, бл**ь, заплатил огромную кучу денег, не буду же я голодать четыре дня. Но я и правда ничего не ел. В первую же ночь я хотел покинуть клинику, но остался. На вторую или третью ночь нам дали морковного сока. Диетологи решили, что я ем слишком много красного мяса, и мне надо приостановиться. Мне бы следовало есть больше фруктов и овощей.

Вернувшись домой, я строго соблюдал новую диету. Я не смешивал углеводы и белки. Типичный я, кидался из крайности в крайность и мог зайти слишком далеко. Я полностью отказался от красного мяса. Я чуть не развелся, потому что не ел то, что ели остальные члены семьи. Я питался только здоровой пищей. Моя жена готовила для пятерых детей, и тут появлялся я: «Мне нужна рыба и салат». Как я уже говорил, я не особый любитель рыбы, но я старался есть то, что мне не нравилось. Дошло до того, что я просил жену снять верхний слой крема с маленького трюфеля. Я потерял 3-4 процента жира, и выглядел очень худым.

За несколько дней до матча с «Арсеналом» я не смог встать с кровати. А я из тех, кто не болеет, никогда не болеет. Майк Стоун, клубный врач, пришел ко мне домой. Я просто не смог встать с кровати. Я понимал, что не смогу поправиться до матча с «Арсеналом», а мне очень не нравилось пропускать игры, тем более с «Арсеналом».

Майк спросил меня, чем я занимался последние несколько месяцев, и мне пришлось рассказать о клинике в Милане. Решение отправиться туда было принято независимо от клуба в летний перерыв. Майку нечего было бояться.

Он спросил меня о моей диете. Я ответил, что врачи посоветовали мне ограничить употребление красного мяса.

— И что же ты сделал? — спросил Майк.

— Я отказался от всего вредного.

Он взял кровь на анализы, а я пропустил игру с «Арсеналом». Я не вставал с кровати три или четыре дня, пока не пришли результаты анализов. Уровень железа сильно упал. Не было никакого железа в организме. Майк сказал, что  мне необходимо есть красное мясо и все остальное, что мне нравилось.

Я думал, это была попытка жить и питаться как французский или итальянский футболист. Но я — ирландец. Моя мама приехала через неделю и начала наезжать на меня. Только матери могут закатывать такие скандалы. Посмотрите на фотографии того времени — я был тощим. Мне все время было холодно. Я не был похож на себя. Я зашел слишком далеко. Мое тело превратилась в тело марафонца, бегуна на большие дистанции. Но я был полузащитником, игроком, который играет в контактный футбол, и играл там, где была нужна команде защита.

Я был разочарован тем, что пропустил игру и драку, которая была после. Я не смог попасть даже на стадион. И пицца летала по туннелю. Но я бы ее не стал есть: это недостаточно здоровая пища для меня.

На следующую игру против «Портсмута» на «Фрэттон Парк» я уже был готов играть на замену. Фил Невилл играл на моей позиции, пока меня не было. Помню, тренер сказал мне: «Послушай, я пока посажу тебя на скамейку. Фил Невилл отлично справлялся последние пару игр».

Я ответил: «Кажется, я отлично справлялся в четырехстах матчах до этого».

Я понимал его точку зрения и не приставал к нему. Но пока я сидел на скамейке, мы проиграли 2:0. Я сидел и думал: «Я должен был играть». Я не сильно волновался. Я понимал менеджера. Но со мной «Юнайтед» играли гораздо лучше. Тебе стоит подумать над этим.

Во второй части октября мы находились на седьмой строчке — это настоящее преступление.

То, что я пропустил игру с «Арсеналом» из-за моей диеты, было весьма необычно, но я воспринимал травмы как часть игры. Следует ожидать, что опорный полузащитник может оказаться травмирован.

У меня были две операции на грыже, проблемы с подколенным сухожилием, возможно из-за того, что я недостаточно разминался в молодые годы. Я ломал ребра, получал рассечения на голове — то, что я принимаю как должное для полузащитника. И конечно проблемы с крестообразными связками. Из-за них я пропустил слишком много, восемь или девять месяцев. В то время я слишком много пил. Мне было двадцать шесть или двадцать семь — я был достаточно молод.

Единственная травма, которая могла меня выбить из колеи, — травма бедра. Это произошло в 2001 году. Я был в Дублине, кажется, на каком-то мероприятии «Диадора» (итальянский брэнд спортивной одежды и инвентаря. Рой рекламировал их бутсы — прим.). Хорошо проводил ночь, выпивал. На следующий день я был уже в Манчестере на тренировке, не сильно себя нагружал. Во время бега трусцой почувствовал, что с моим бедром что-то не ладное. Не то, чтобы оно сильно заболело, но ощущения были неприятные.

Я продолжал играть еще несколько месяцев, но в конце концов боль сказалась на моей игре. Я отправился к специалисту, Ричарду Виллару, в Кэмбридж. Потому что это было бедро, а его редко приравнивают к футбольным травмам. Типичные футбольные травмы: грыжа, перелом ноги, проблемы с коленями, лодыжками и, конечно, крестообразные связки. Но бедро — это совсем другое. На них есть своего рода табу. Проблемы с бедром — проблемы возраста. Но эта боль была неестественной. Мне приходилось принимать еще больше обезболивающих, чтобы достойно играть.

Возможно, это стало следствием моего стиля игры, полного физики и контакта, сильно изнашивавшего организм.

В конце концов мне сделали операцию. Был найден отросток хряща, который просто сбрили. Я хорошо помню, как хирург сказал, что не уверен, смогу ли я играть. Хрящ был поврежден. Он попытался объяснить. Образовалось что-то вроде коврового покрытия. Он показал мне фотографии, и действительно, это было очень похоже.

Я восстановился и вернулся к играм, боль не совсем ушла. Я чувствовал, что со мной не все в порядке.

Когда возвращаешься после серьезных травм и понимаешь, что они вылечены, теперь тебе приходится сталкиваться с дурными мыслями в голове. И хирург как раз породил еще парочку. «У тебя очень сильно поврежден хрящ. Тебе следует быть осторожным». Мне следовало сделать еще несколько операций на бедре через несколько лет. Но я просто передумал: «Черт с ним, пускай все будет так, как есть».

Смешно, я был уверен, что это жестоко, и это как раз то, что мне необходимо. У меня были проблемы с подколенным сухожилием. Вот эта травма точно подходит моей персоне. Я никогда не был гибким. Я видел, как иностранные ребята делают растяжку. Некоторые могут достать до пальцев ног. Микаел Сильвестр мог головой дотянуться до пальцев ног. Я чувствовал боль в коленях, только глядя на него. Потом я начал заниматься йогой. Убедил себя, что стал более гибким. Я знал свои пределы, но тогда думал, что я стал гимнастом. Это как с едой — я старался быть тем, кем не являюсь на самом деле. И в конечном счете я получал новые травмы. Бедро только усложняло мою повседневную жизнь. Такие вещи, как забрать детей из школы или просто вылезти из машины, стали целой проблемой. Когда я вернулся после травмы крестообразных связок, люди спрашивали, как у меня дела, как мое колено. Но я перестал даже думать о нем. Бедро — вот что было и есть сейчас моей настоящей травмой.

Если погода меняется, или я играю в мяч с моим сыном, оно сразу напоминает о себе. Если я сижу за рулем в неправильной позиции, или лечу в самолете — мне везде приходится быть прямым. Есть шансы, что мне придется заменить бедро, но если я буду следить за собой, этот момент получится оттянуть. Какие бы упражнения я не делал, мне всегда приходится держать осанку. Никаких поворотов и вращений.

Нам удались четыре победы подряд против «Ньюкасла», «Чарльтона», «Вест Бромвича» и «Саутгемптона». Приходится настраивать себя на победу в подобных играх, но тогда мы точно знали — мы победим. Тем более, что с «Ньюкаслом» у меня свои счеты. Меня дважды удаляли с поля в играх против них. У меня были индивидуальные битвы с Ширером и Робом Ли. Я всегда считал их высокомерным сбродом, подходящим клубу. У нас всегда были хорошие результаты на «Джэймс Парк». Это не было страшным местом для нас. «Джорджи», «Горожане», «Сороки», их враждебный прием — меня никогда не волновало это дерьмо.