Появился Эллис Шорт, человек, купивший клуб. Он приехал на коне. Он не принимал участия, когда мы покупали новых игроков, он был занят тогда приобретением контрольного пакета акций.
У меня шел последний год контракта. За кулисами проходили переговоры между Ниллом и Майклом Кеннеди, но окончательно ничего не было решено. Часть меня думала, учитывая приход нового владельца: «Посмотрим, как пойдут дела».
Эллис Шорт был более вовлечен. Было больше телефонных звонков, чем раньше. Я к этому привык. Но я не думаю, что он много знал о футболе. Он написал мне странное сообщение: «Вы играете с „пушкарями“, мужик, вы должны выиграть». И он звонил мне несколько раз на тренировках. Он спрашивал меня об игроках и о том, почему некоторые игроки не выходили на поле. Он спрашивал меня, почему не играл Шимбонда и как я собирался уладить ситуацию с ним. Это было в новинку. У меня были обычные разговоры с Ниллом о том, например, когда игрок восстановится от травмы, и о том, какого игрока мы хотим купить, — обычные футбольные разговоры. Но руководство командой оставалось за мной. Раньше, когда был консорциум, собрания носили более неформальный характер. Они были умны, но я никогда не чувствовал, что нахожусь на допросе. Но звонки Эллиса Шорта немного бесили меня.
Я был так же наивен. Я говорил вещи вроде: «Мы должны закончить восьмыми». В действительности, четырнадцатая строчка была бы наилучшей целью. Возможно, ключом к успеху в Премьер-Лиге является умеренность ожиданий. Первая цель — выживание. Это одна из вещей, подпортивших мои взаимоотношения с новым владельцем. Я сказал ему: «Да-да, мы высоко метим». Затем, когда мы наполучали травм и результаты стали разочаровывать, он был не очень доволен.
После того, как выиграли у «Ньюкасла» в следующем матче, у нас оказалось двенадцать очков в девяти играх. И это был первый раз, когда мы обыграли «Ньюкасл» у него дома за тридцать с чем-то лет. Это было потрясающе — напряжение висело в воздухе. Сиссе забил, а потом Киеран. Уровень игроков повысился с тех пор, как я пришел в клуб. Мы сыграли по-настоящему хорошо. Думаю, это был мой лучший день в «Сандерленде».
Поэтому поражение от «Стока» в середине недели стало разочарованием. Эта игра могла показать, что мы действительно добились прогресса, сумели выгрызть результат, хотя бы очко, в Стоке. Могли ли мы спуститься с облаков после «Ньюкасла»? Нет, не могли.
«Челси» уничтожил нас 5–0, но «Челси» мог сделать это с кем угодно. Настоящим ужасом стал «Портсмут» дома. Мы уничтожали их. Они забили победный гол с пенальти в добавленное время. Мы подарили им пенальти. Диуф вышел на замену. Он просто снес их парня в воздухе. Сумасшедший фол.
В раздевалке после игры я сказал: «Диуфи, что ты делал?».
Он сказал: «Ну, я просто пытался отобрать у него мяч».
Я думаю, он был зол, и, когда я выпустил его на поле, у него накопилась злость за то, что он не вышел в стартовом составе.
Мы проходили через сложный период, но не такой уж плохой. Мы по-прежнему набирали в среднем по очку за игру. Но пошли слухи, что я могу уйти, что я со всеми рассорился и потерял терпение. Это была чушь. В «Сандерленде» и «Ньюкасле» крупные слухи появляются каждые несколько месяцев. И сейчас один из них был обо мне. Я пропустил один или два дня тренировок. Но так иногда бывало. Я делал перерыв, чтобы дать людям отдохнуть от меня. Я занимался другими делами, встречался людьми, просматривал другие матчи. Я уходил с тренировочной площадки, но продолжал работать. Не думаю, что для тренера хорошо быть на виду каждый день. Но в этот раз сочиненная история гласила, что я вообще перестал появляться на тренировках и не еду на наш следующий матч в гости к «Блэкберну».
Мы остановились в отеле «Хилтон» в Манчестере вечером перед игрой с «Блэкберном». Я пропустил обед, и, когда я появился, кто-то, по-моему Йорки, сказал: «О, а мы слышали, ты ушел в отставку».
Мы превратили все в шутку.
На следующий день мы проигрывали «Блэкберну» 1–0. У наших нападающих, Сиссе и Кенвайна Джонса, ничего не получалось. Мы словно играли вдевятером. Я наорал на них в перерыве. Наверное, я переборщил; это был рискованный ход. Я подумал, что они либо отреагируют в духе «сейчас мы вам покажем», либо еще больше помрачнеют.
Мы вышли на второй тайм, и Кенвайн забил меньше чем за минуту. Затем забил Сиссе. Он подбежал к кромке поля и пожал мне руку. Это было приятно, мне понравилось. Я подумал: «Отдаю должное, приятель». Что мне нравилось в Сиссе, так это то, что он принял свою критику. Он не стушевался. Он вышел и забил победный гол.
Дела снова наладились.
Но мы проиграли домашнюю игру с «Вест Хэмом», а затем еще и «Болтону» со счетом 4–1. Давление нарастало. Домашняя форма имеет решающее значение. Мы проиграли дома «Портсмуту», проиграли дома «Вест Хэму», проиграли дома «Болтону». Думаю, болельщики не возмущались бы поражениям в выездных матчах. Но мы играли хорошо на выезде и плохо дома. Это неприемлемо. Подавляющее большинство фанатов поддерживает тебя на домашних матчах.
Я надеялся, что «Болтон» вылетит в конце прошлого сезона. Но они обыграли нас и остались в Премьер-Лиге. Я всегда считал их командой, способной доставить нам неприятности. За неделю до этого я побывал на их матче с «Мидлсбро». Я приехал туда с Тони Лафланом и Рики Сбрагиа. Я был за рулем. Мы болтали о тренерской работе, и я спросил Тони, хотел бы он когда-нибудь стать тренером.
И Тони сказал: «Нет-нет, я предпочитаю оставаться на поле».
Так что я спросил: «А что насчет тебя, Рики?».
«Нет-нет!».
Это было чересчур эмоционально.
Мы с Тони сказали одновременно: «Рики, это же просто вопрос».
А Рики опять: «Это не для меня, тренер — это не для меня».
И я сказал: «Хорошо, Рики, это был просто бл*дский вопрос».
«Болтон» выиграл тогда у «Мидлсбро» 3–1. Они были сильными и мощными. Неделю спустя, 29 ноября, они победили нас со счётом 4–1. Статистика была просто смешной, мы владели мячом подавляющее количество времени. Они ударили в створ четыре раза. Мы вели 1–0, Сиссе снова забил. Но, имея за плечами два или три поражения, мы нервничали, играя перед домашними трибунами.
У Крейга Гордона было повреждение, но я попросил его сыграть. Он ответил: «Хорошо», перетерпел, но усугубил травму во время матча. Он все равно доиграл. Я чувствую себя не очень хорошо из-за этого, мне не следовало выпускать Крейга. Я знаю, что иногда нам приходится просить игроков сыграть с повреждениями. Но это было слишком рискованно. Ему очень сильно не повезло. Перед тем, как мы его подписали, играя за «Хартс», он ни разу не травмировался. У него была великолепная статистика. Он перешел к нам и получил несколько травм, нехороших для вратаря, переломы запястий и лодыжек.
После игры было много свиста, много разочарования. В этот раз они освистывали и меня, и команду. Это был тип освистывания «мы уже сыты, бл*дь, по горло».
Тем вечером я остался в Сандерленде, и игроки пришли на следующий день на тренировку. Это было не наказание. Мы планировали поработать в воскресенье, а затем устроить выходной в понедельник. Мы задействовали их на следующий день после игры, чтобы проверить: травмы или ушибы после игры, превентивные меры, стандартная процедура. Если бы мне довелось делать все это заново, я бы дал им выходной в день после игры и попросил бы приехать на следующий день. Они витали где-то еще, особенно после поражения — все в унылом настроении. Особенно в воскресенье.
Я был все еще зол тем утром. Не из-за того, что мы проиграли, а из-за того, как мы проиграли. Не потому, что мы провалились. Мы превзошли их во владении мячом и в точных передачах почти в два раза. Но я понимаю, насколько трудно пытаться объяснить это болельщикам, когда на их глазах вы только что проиграли 4–1. Однако мы нервничали. Индивидуальные ошибки приводят к глупым голам.
Но не было ни ссор, ни гневных выходок. Я был разочарован тем, что у нас проблемы. Но я был в футболе на протяжении почти двадцати лет и знал, что все еще не совсем плохо.
Я поехал домой к семье после тренировки в воскресенье. На обратном пути остановился у обочины. Я был вымотан и просто уснул в машине на обочине трассы А19. Я не помню, чтобы делал так когда-либо ранее.
Не было звонков ни от владельца, ни от Нилла после игры. Не было паники. Но я поговорил с Ниллом в понедельник. Он был в Португалии, играл в гольф. Не помню, я ему позвонил или он мне. Мы редко разговаривали после матчей. Нилл упомянул, что игроки должны приходить на тренировки с улыбками на лицах. Мне показалось, что он говорил с парочкой игроков, оказавшихся вне состава.
Я сказал: «Я не ожидаю увидеть людей с улыбками на лицах, когда мы проигрываем. Если вы хотите этого, вам стоило нанять Роя „Чабби“ Брауна [американский музыкант — прим. пер.]».
Мы пытались выигрывать матчи, и, если мы проигрывали, я рассчитывал, что игроки будут расстроены этим. Разговор не был напряженным или неловким, но это был первый раз, когда Нилл заговорил о делах команды за два с небольшим года моей работы с клубом. Так что это было немного странно. Но он был председателем правления и мог позволить себе говорить о подобном.
Позже Нилл сказал, что он не говорил такого; он сказал, что хотел, чтобы я вернулся к работе с новой энергией и улыбкой на моем лице — что-то вроде такого.
Я остался дома во вторник и снова отправился в Сандерленд в среду. Наши резервисты играли с «Юнайтед» тем вечером, и я хотел приехать пораньше. Я собирался остаться в Сандерленде до конца недели. В субботу мы играли с «Юнайтед».
Пока я ехал, мне позвонил владелец.
Он сказал: «Я слышал, ты появляешься раз в неделю».
Я сказал: «Раз в неделю? С кем вы разговаривали?».
«Ну, так я слышал».
Я ответил: «Чепуха. Как я могу приезжать раз в неделю? Я еду в клуб прямо сейчас. У нас игра в субботу».
Он сказал, что результат против «Болтона» его разочаровал. Его тон не сулил ничего хорошего.
«Твое место там, где ты живешь. Тебе надо переехать сюда с семьей».
Я был на третьем году работы по трехлетнему контракту. Положение дел — квартира в Дареме, моя семья в Манчестере — устраивало всех. До настоящего момента.
Я сказал: «У нас хорошо шли дела. Зачем мне переезжать сейчас?».
Он сказал: «Мне кажется, важно, чтобы ты жил неподалеку».
Не уверен, ответил ли я что-то вроде: «Почему бы вам тоже не переехать?». Он жил в Лондоне. Но я точно сказал так: «Я не переезжаю. У меня в любом случае осталось шесть или семь месяцев по контракту».
Это мог бы быть другой разговор, если бы мы говорили лицом к лицу. Затем я сказал что-то вроде: «Если я подпишу новый контракт, то перееду. Я могу принять это».
Но я также добавил: «Раньше это не влияло на результаты».
Разговор не закончился на хорошей ноте. Это был случай вроде «никто не может указывать мне, где мне жить», и обвинение в том, что я приезжаю раз в неделю, оставило неприятный осадок.
О тренерах в футболе всегда говорят, всегда ходят слухи. «Он приходит в семь утра». «Он спит с секретаршей». «Он пьяница». Всегда было «он холостяк», «он слишком мягок с игроками». Всю свою карьеру я жил с этими слухами. «Брайан Клафф редко появляется», —это меня не беспокоило. «Джек Чарльтон позволяет им выпивать», — и мы любили его за это. Если Эллис Шорт на самом деле думал, что я пытаюсь управлять командой, работая раз в неделю, то ему стоило увидеться со мной лично. Думаю, он говорил со мной свысока, так, будто я был чем-то приставшим к подошве его ботинка. Я чувствовал, что до сих пор справлялся довольно неплохо. Так что я подумал: «Я не буду мириться с этим».
Я уехал домой.
Из машины я позвонил Майклу Кеннеди.
«Послушай, Майкл, мне все это не нравится».
Майкл поговорил с Ниллом. Нилл не был уверен, почему мой разговор с Эллисом Шортом закончился на такой плохой ноте. Видимо, Эллиса Шорта удивило, что я был расстроен.
И, прежде чем я это понял, все было кончено.
Тони Лафлан связался со мной в четверг утром. Ему сказали, что Рики примет на себя руководство командой в субботнем матче против «Юнайтед» и что я покидаю клуб.
Майкл разговаривал с Ниллом.
Нилл написал мне, что разберется с контрактом.
Это должно было быть трудно для Нилла.
Питер Уокер, исполнительный директор, ушел из клуба за несколько месяцев до этого. Я встретил его преемника Стива Уолтона только однажды, вместе с Ниллом.
В течение двадцати четырех часов было достигнуто соглашение о том, что я покину клуб. Мне выплачивали неустойку, и все двигались дальше. Готовились заявления. Все было кончено.
Я был очень разочарован, но не потрясен, хоть все и произошло внезапно.
Позже Эллис Шорт сказал, что на него в большой степени повлияла моя реакция на его телефонный звонок. Возможно, это правда, но он не позвонил еще раз, чтобы уладить возможное недопонимание или назначить нам подобающую встречу. Позже он сказал, что не собирался ставить под вопрос мое отношение к делу или настаивать на переезде моей семьи в Сандерленд. Не думаю, что он жалел о моем уходе, а я не хотел работать на него.
Ты проигрываешь несколько матчей, и всех внезапно начинает интересовать, где ты живешь.
Журналисты сказали, что я ушел в отставку. Но я не уходил. Мы согласились разойтись по обоюдному согласию. Было заявление от «Сандерленда», в котором говорилось, что все было согласовано по-дружески. Но затем я ждал вечность, пока мне заплатят.
Я собрал свои вещи на квартире в Дареме, но не стал заезжать в клуб. Тони забрал для меня вещи из кабинета. Рики возглавил клуб до конца сезона, и мне оставалось только задаваться вопросом, почему он так отреагировал на мой вопрос о возможной тренерской работе за неделю до этого.
Я не подал в отставку и не ушел по собственному желанию. Я сказал, что не мог работать с Эллисом Шортом. Соглашение было достигнуто. Я не разговаривал с Эллисом Шортом. Я разговаривал с председателем правления и исполнительным директором. «Уход» — не совсем правильное слово. Иногда положение тренера делается просто невозможным.
Моя карьера в «Сандерленде» завершилась после трех или четырех непростых недель. Не после двух или трех месяцев, как случалось с другими тренерами. Мы все еще набирали одно очко за игру. Если делать это на протяжении десяти лет, то вы все еще будете играть в Премьер-Лиге.
Но все было кончено.
Мне все еще грустно от этого. Я все еще считаю, что должен тренировать «Сандерленд». Я по-настоящему любил клуб и людей там.
Я могу критично относиться к себе в отношении многих вещей. Я знаю, что мог бы быть более терпим к людям. Я знаю, что мог бы гораздо лучше подбирать игроков, что в результате и имеет решающее значение. Но мысль о том, что я недостаточно усердно работал и редко и мельком появлялся в расположении клуба — это бессмыслица. Я знаю, когда надо приехать, а когда уехать, чтобы перезарядить батарейки или дать людям отдохнуть от себя.
Нам предстояло много игр в ближайшем будущем, и я знал, что хорошие результаты не за горами.
Незадолго до этого заходил разговор о продлении контракта. Теперь я там уже не работал. Всегда может случиться что-то плохое. Но я чувствовал, что заслужил шанс преодолеть эту черную полосу. Опять же, это были недели, а не месяцы.
Но Эллис Шорт был новым человеком, а я не был его тренером. Он ничего не был мне должен. Его не было здесь, когда мы выходили в Премьер-Лигу. Я ничего для него не добился. Мне следовало предвидеть это заранее.
Наверное, мы действительно никогда не смогли бы работать вместе, и не потому, что он был большим плохим техасцем, а я — угрюмым северным парнем из Корка. Я не люблю, когда со мной говорят свысока.
Летом Стив Брюс позвонил мне, когда ему предложили работу в «Сандерленде».
Я сказал: «Берись за нее».
Я сказал то же самое Мартину О’Нилу.
Через несколько дней после моего ухода из «Сандерленда» Йорки написал мне смс: «Всего наилучшего». Я ответил ему: «Пошел на х*й».
Мы встретились спустя несколько лет. Мы оба играли в благотворительном матче. Мы поздоровались, но не поговорили. И это грустно, потому что у нас с Йорки были отличные времена. Я мог сделать всё по-другому.