Майкл умолял меня не переходить в «Селтик». Ему не очень нравилось вести с ними дела, в особенности его бесил этот их подход: «соглашайся или вали». Но я по-прежнему считаю, что если бы не перешел в «Селтик», то пожалел бы об этом. Они предложили мне меньше всего денег из всех клубов. Где-то я прочитал, что перешел в «Селтик» за 40 или 50 тысяч в неделю, но на самом деле они предложили мне 15 тысяч. Я не был мотивирован деньгами – или только деньгами. Думаю, что было подспудное чувство вины, что покинув «Юнайтед», я отказался от денег, которые зарабатывал там, да и потом я там зарабатывал эти деньги, делая то, что искренне люблю.
За все эти годы я пару раз говорил в интервью, что хотел бы однажды сыграть за «Селтик». Я сказал это между прочим, но теперь чувствовал, что не мог изменить тем словам. И я хотел играть против «Рейнджерс» в классическом дерби, это был невероятный накал страстей. Я помню, как думал: «Если каждый матч, когда "Рейнджерс" играют против "Юнайтед" так хорошо, что же ожидать от их встречи с “Селтиком”»? Я несколько раз ходил на дерби «Рейнджерс» с «Селтиком». Это были просто удивительные встречи. «Селтик» должен был сыграть в моем прощальном матче в следующем мае, все уже было оговорено заранее, до того, как я ушел из «Юнайтед». Так что я поинтересовался: «Если бы я не перешел в “Селтик”, не выглядело бы это странно»? Но прежде всего я думал о том, что хочу польстить себе. Я переходил в тот клуб, в который хотел, и похер на деньги. Я бы не назвал это мечтой, но «Селтик» нравился мне всегда. Ну и потом, в подсознании я симпатизировал им как ирландец, я был солидарен с ними. Обычно, когда ты принимаешь решение, которое влияет на твою карьеру, ты пытаешься предусмотреть все: каким будет этот новый вызов, как будет себя чувствовать семья, понравится ли тебе новое место. Но на самом деле это решение – самое эгоистичное из всех. Я просто хотел играть за «Селтик» из Глазго. Потому что это особенный клуб.
Мой первый матч был против «Клайд» – выездной, в третьем круге Кубка Шотландии. Мы проиграли 2:1. Это был какой-то кошмар. Я не был доволен своим личным выступлением. Я смотрелся нормально, но нормально было недостаточно. После игры – полное разочарование. Когда я снимал футболку, заметил, что на ней по-прежнему был логотип Найк. Когда я вошел в автобус, Джон Харстон, реально хороший парень, уже сидел там и уминал пакетик чипсов с газировкой. Я подумал про себя: «Добро пожаловать в ад».
Мы вернулись в Селтик Парк на автобусе. Нас ждали фанаты, которые по праву стали высказывать претензии Гордону и некоторым игрокам, когда мы выходили из автобуса. Это было просто невероятным шоком – быть выбитыми из кубка «Клайдом». Но Томми Бернс – снимаю перед ним шляпу – стоял на ступенях и предъявлял фанатам претензии в ответ, а некоторые из парней были уже готовы ввязаться в драку.
«Вы не фанаты "Селтик"! Вам нужно поучиться поддерживать команду».
Я помню, что подумал: «Крутое начало!».
Мой первый матч, и фанаты готовы разорвать нас на куски, а члены штаба стоят на ступеньках, защищая менеджера от их нападок. Это было милое, просто прелестное вступление.
Мое первое шотландское дерби случилось на Иброкс, и мы выиграли со счетом 1:0. Это было блестяще. Это полностью соответствовало моим ожиданиям, вероятно, потому что мы выиграли. «Волшебный Зуравски», поляк забил гол. Старт моей карьеры в «Селтике» был не очень хорошим – я про поражение «Клайду» и разъяренных фанатов. Но затем мы выиграли у «Рейнджерс», и я думал: «Вот, ради чего это все!»
Атмосфера была просто потрясающая, просто срывающая башню. Ненависть - я упивался ею. Я получил желтую карточку за фол против Пршо, но они стали выпрашивать красную. Физически чувствовал себя отлично. Меня признали Игроком Матча, и это привнесло какую-то удовлетворенность, еще одна небольшая победа в мою копилку. Раздевалка после этого всего была просто фантастической. Повторюсь, именно в этом и заключается суть футбола.
Но в то же время я начал принимать болеутоляющие перед каждым матчем. Делал уколы в задницу – диклофенак или вольтарол. Причиной боли был разрыв вертлужной губы в моем бедре, и я понимал, что каждый выход на поле только усугубляет ситуацию. Я делал укол перед матчем и в перерыве, просто чтобы перенести нагрузки. И это мне удавалось, но последствия давали о себе знаю на следующий же день. Я чувствовал себя разбитым. Представьте себе, я в буквальном смысле разрывался на куски, и игра с «Рейнджерс» физически была крайне напряженной.
Сомневаюсь, что инъекции обезболивающих сейчас пользуются такой же популярностью, как и тогда, поскольку спортивная медицина давно ушла далеко вперед. Не думаю, что нынешние игроки прибегнули бы к такому средству.
Анальгетики просто скрывают боль, но их действие рано или поздно прекращается. Так что это было двойной пыткой: я в любом случае страдал бы от боли, да и бедро в обычном своем состоянии тоже постоянно болело. Я могу признаться в том, что употреблял обезоливающее в матче против «Рейнджерс», потому что знал, что он будет напряженным. Но теперь я принимал их каждый матч. Именно тогда я и подумал: «Добром это не кончится».
Я принимал их, играя в Англии, но только в крупных встречах – «Арсенал», «Сити» – когда я знал, что должен выдать максимум физически. Но теперь чувство здравого смысла подсказывало мне, что мои дни в футболе сочтены.
Мы играли с «Хайберниан» несколько недель спустя, на выезде на Истер Роуд, и помню чувство загнанности в угол. Я справился с заданием в матче с «Рейнджерс», но я знал крайне мало о «Хайбс». Помню, как подумал: «*лядь, это будет трудно». У них была парочка парней – Кевин Томпсон один из них, он потом перешел в «Рейнджерс» и дальше в «Мидлсбро». Они оба играли потрясающе. Мы выиграли, но эта игра меня шокировала. Я думал, что должен с легкостью уделывать этих двоих, как и любого другого игрока «Хайбс», но я лгал сам себе: у них просто были действительно хорошие игроки.
Мы выиграли Кубок Лиги в марте, в матче против «Данфермлайн». Но дело закончилось моей очередной травмой. Я повредил подколенное сухожилие во время одного из рывков вперед. Мы победили, но я не чувствовал свою причастность к празднованию и был разочарован.
Я вышел на замену в полуфинале на последней минуте второго тайма – отыграл всего 19 секунд. Это было не очень приятно, но означало, что я оправился от травмы, очередной травмы. Это привело к единственному реальному конфликту с Гордоном Страчаном. Когда большинство матчей прошло, Гордон отпустил меня домой в Манчестер, чтобы я наконец прошел восстановление от травм до конца. Но он организовал тренировочный матч на следующий же день. Я вроде как пытался набрать форму, помнится, Стилян Петров тоже оправлялся от травмы, так что он организовал эту игру: одиннадцать на одиннадцать.
– После матча я обычно еду прямо домой.
– Но я хотел бы, чтобы ты принял участие в нем,
Я понимал, почему он этого хочет. Но потом он сказал, что должен посмотреть, на что я способен.
Ты что, не видел, как я провел более шести сотен матчей в Англии?
Нет, нет, я не об этом, мне просто нужно посмотреть на тебя.
Я остался и сыграл на следующий день, но, если честно, я не наслаждался участием в той тренировочной игре. Я участвовал в тренировочных матчах, чтобы показать тренеру, на что способен - вот до чего дошла моя карьера.
Мы победили «Хартс» на Селтик Парк в начале апреля и выиграли Шотландскую Лигу. Я вновь получил травму в тот день. Помню, как возвращался в раздевалку. Было тяжело разделить радость от победы. Я сыграл недостаточно для этого.
Я выиграл Лигу и Кубок Лиги вместе с «Селтиком», но по существу не привнес особого вклада в общее дело. «Селтик» выиграл Лигу, но у них и так был отрыв в 15 очков, когда я подписал с ними контракт. Я завоевал титул «Игрока Матча» на выездон матче с «Рейнджерс», и это немного приободрило меня.
Когда я вспоминаю время, проведенное в «Селтике», чувствую какое-то смущение. Я играл не так часто – двенадцать или тринадцать игр, вроде бы. Был на скамейке 4-5 раз. Дважды повредил подколенное сухожилие. И причина травм во многом связана с тем, что тело работает неправильно. Я был не в форме. Мое бедро. Мои резкие движения – я слишком сильно пытался произвести впечатление. Пытался играть как 21-летний: «Эй! Только взгляните, какого игрока вы подписали!». Строил воздушные замки.
Был бы умнее - все еще играл бы в «Юнайтед». Мог сказать себе: «Я заработал все свои регалии здесь. Я знаю свое положение. Я не должен носиться взад-вперед как тинейджер».
Думаю, что все еще оставался топовым игроком, но уже не бегал как раньше. В «Юнайтед» я читал игру и всегда был в нужном месте в нужное время. В «Селтике» же играл иначе: «Лучше забью здесь случайный гол, это поразит их». Детское поведение, глупое.
Почему не пошел в «Эвертон»? Я бы пожалел, что не пошел в «Селтик». Но в «Эвертоне» мне было бы комфортно. Я разговаривал с Филом Невиллом, который перешел туда сезоном ранее. Я знал, что там были отличные спортивные медики, которые помогли бы мне. Мне нравится Дэвид Мойес, их менеджер. Генеральный директор, Билл Кенрайт, был очень любезен с Майклом на переговорах. Они предложили куда больше, чем я получал в «Селтике». Но я думаю, что, наверное, мне было бы сложно играть за любой другой английский клуб. Что, на самом деле, глупо, потому что это бизнес. Хотя я никогда бы не применил это слово к своему времени в «Юнайтед». Это не было бизнесом для меня.
«Эвертон» мог бы дать мне новый шанс раскрыться, я бы мог провести с ними 2-3 года. Система, по которой они играли, очень подходила мне. Я бы играл на позиции центрального полузащитника – классического, как полагается.
Но это не тревожит меня.
Я не пытаюсь выставить «Селтик» в неприглядном свете. Нет, это блестящий клуб. Я ни о чем не жалею. Хоть это и не сработало. Я иногда приезжаю на игры «Селтика» и наслаждаюсь игрой. Мне должно быть стыдно, потому что я едва ли успел коснуться мяча в их форме. Но я там чувствую себя как в семье. «Ты играл за нас, значит, ты один из нас». Мне невероятно повезло играть за «Селтик».
Возможно, я просто откладывал неизбежное решение. Мне было страшно признаться себе самому, что пора на покой.
Мой прощальный матч прошел 9 мая 2006 года. Такие матчи могут быть для игрока очень выгодны в финансовом плане. Но думаю, что важным этот день делает именно традиция. Ты благодаришь фанатов, они благодарят тебя. Это был мой шанс попрощаться с фанатами «Юнайтед» – огромная мотивация для меня.
Я чувствовал себя не очень комфортно, собираясь на Олд Траффорд в составе «Селтика». Я не мог избавиться от мысли, что провел с ними всего пару минут.
Важной частью прощального матча является дарение подарком, обеим командам. Мне нравились парни из «Селтика», поэтому следовало купить им что-то стоящее. Если игрок, который проводит прощальный матч, не дарит своим командам достойные подарки, его буду критиковать – заочно, разумеется – всю оставшуюся жизнь. Так что под конец сезона я не только задумывался о перспективах своего будущего и карьеры, но и о давлении, которое чувствовал в «Селтике» и заботах, связанных с выбором подарков. Короче говоря, купил 50 часов «Омега», по 25 для каждой команды. Это были хорошие часы, так что я надеялся, что они не будут поносить меня впоследствии.
В «Селтике» любят поездки к «Юнайтед» - они любят играть против англичан. Прощальный матч – это дружеская встреча, это праздник, но каждая из сторон, тем не менее, все равно хочет победить. И фанаты «Селтик» тоже хотят этого.
Атмосфера была фантастическая в тот вечер, особенная. Приехала моя семья. Было здорово вернуться домой.
Согласно договоренности, я должен был отыграть по тайму за каждую команду. Я сыграл за «Селтик» первый тайм. В перерыве пошел к игрокам и сказал: «Парни, я перехожу к ним на второй тайм».
Мы постоянно прикалывались с игроками «Селтика». Мне нравилась постоянная возня в раздевалке. Стилян Петров -отличный парень, Нил Леннон и Джон Хартсон – все достойные ребята. А Дион Дубли! Я и Дион ходили пару раз ужинать вместе, и по традиции я платил по счету. Так что мой прощальный матч вроде как покрыл эти расходы.
В общем, я вернулся в раздевалку «Юнайтед»... Менеджер по форме, Альберт, был там:
Всё в порядке, Рой? – и тут начались шутки с парнями. Я надел форму «Юнайтед».
Это воодушевило меня. Это чувство, когда ты надеваешь старый любимый свитер. «Это моя форма». Мне не нравилось это чувство, я пытался его побороть. Но я не мог справиться с собой. Помню, как подумал: «Надо надрать им задницу». Я же был за «Юнайтед»...
Мы выиграли со счетом 1:0, гол забил Роналдо, и я подумал: «Ну вот, теперь мне нужно вернуться в раздевалку “Селтика” и проявить солидарность».
Но это было разочарованием.
Почему всё так вышло? Я не мог найти ответа..
Эта чертова кнопка саморазрушения.
Злость всегда была частью моей личности. Я не считаю, что это плохое качество или плохое слово. Моя репутация всегда поддерживала мнение, что я ворчун и постоянно лезу на рожон. Наверное, я сам создавал такой имидж своим игровым поведением. Многие из моих красных карточек никогда не были бы показаны, если бы не моя злость, я их получал из-за разочарования. Это большая разница. Я не помню ни разу, чтобы меня удалили при счете 3:0 в нашу пользу.
Когда я злюсь, я лишь пытаюсь защититься. Думаю, что тот парень на небесах создал меня каким-то особым образом, что и дает мне особую энергию и особую форму самозащиты. Иногда внутренний стоп не срабатывает, и тогда я как срываюсь с цепи, и тогда жди ответной реакции не в мою пользу. О, мне моя злость кажется полезной. Когда я выражаю злость, – не каждые две минуты, – я отпускаю негативную энергию. Сейчас я научился контролировать себя лучше, чем раньше.
Да и вообще это семейное. Без сомнения, я получил это в наследство от отца. Да, да, узнаваемый недостаток спокойствия и терпимости. Наверное, это одно из противоречий моей личности: я не выхожу из себя настолько, насколько думают люди. Но это помогает мне. Как только я вхожу в помещение, я знаю, что люди склонны понимать чужие поступки, и я уверен, что они это делают и в отношении меня. Кто-то ожидает, что я буду вести себя как бритоголовый маргинал. Так что мне есть, чем разочаровать их. Мне кажется, что я достаточно хорошо отношусь к людям. У меня есть друзья, с которыми общаюсь уже тридцать лет. Если бы я был ежеминутно выходящим из себя маргиналом, они бы явно держались от меня подальше.
Я принимал свою злость как должное. Как просто злость, и не слишком-то упрекал себя за неё. Злость – это энергия, и когда ты тратишь достаточное её количество, это примерно то же, что и после футбольного матча: ты истощен. Происходит колоссальный выброс. Как кто-то однажды сказал мне – бывший игрок, это было в период моего запоя – он сказал, что ходить со мной куда-либо – это как гулять с бомбой замедленного действия подмышкой. Моя репутация иногда заставляет людей держаться подальше от меня, и мне это частенько нравится, хоть и не могу сказать, что это очень уж хорошо.
Так что злиться довольно полезно. Но когда меня загоняют в угол, когда я попадаю в ситуации, профессионального или личного характера, я знаю, что глубоко в душе, когда я теряю контроль и даже могу быть прав – это неважно, в сущности – я знаю, что в результате проиграю. Проиграю в этом жизненном эпизоде.
Сайпан и Кубок мира – я их проиграл по всем статьям. Или когда я ушёл из «Юнайтед», когда мог остаться подольше и разобраться с ситуацией по-другому. Я был проигравшей стороной и прекрасно это осознавал. В этом и заключается моё безумие. Когда я срываюсь на ком-то, даже когда прав, голос в моей голове напоминает: «Ты заплатишь за это».
Та самая кнопка саморазрушения. Я не знаю, от низкой ли это самооценки. Всё может идти действительно хорошо, но я не верю в это, мне всегда кажется, что рано или поздно этому придет конец. Или задаю себе вопрос: «Чем я заслужил это? Почему всё идёт хорошо? Расхерачу-ка я всё к чертям, чтобы получить немного морального удовлетворения». Например, я покупаю машину: «Что ты о себе возомнил? Машину покупаешь?», и всё порчу. Я разрушаю то, что сам построил, и затем начинаю всё заново. Но когда я смотрю на всё со стороны, понимаю, что было что-то, что мне не нравилось, с чем нужно было разобраться, но разобраться по-другому.
Да, всегда есть элемент саморазрушения. И я от него страдаю. Например, когда я пил. Обычно я пропадал на несколько дней. Думаю, это был мой способ отключиться, забыть о последствиях. Это было время, которое я посвящал себе. И оно было разрушительным для моей личности. Я понимаю это, но до сих пор подвержен этой слабости. Не запоям, а небольшим вспышкам безумия, недостатку ответственности. Я могу сидеть дома как самый счастливый и всем довольный человек на планете, но через час начинаю думать: «Господи, как же это тяжело». Когда я возвращаюсь в Корк, могу предаться давно забытым привычкам. Сорваться на кого-нибудь, например. Это меня не волнует. Просто наступает какой-то период помутнения, потом я оглядываюсь на то, что натворил, всё осознаю и прихожу в себя. Но иногда я и сам не знаю, что для меня лучше, и именно поэтому я могу назвать себя человеком великой веры: кто-то наверху наблюдает за мной. Мне просто нужно больше доверять Ему. Я научился извиняться довольно быстро в ситуациях, когда, как мне кажется, я выходил из себя. Иногда я даже могу извиниться, чтобы просто забыть о ситуации.
Возможно, «саморазрушение» – это слишком сильное слово. Возможно, я просто играю в игры сам с собой. В моей жизни всё невероятно стабильно. И именно это меня и тревожит. Мне нравится чувствовать себя комфортно дома, но временами хочется быть бунтарем, однако вкусный завтрак с утра никто не отменял. Я хочу, чтобы моя жена и дети были рядом. Я просто иногда предаюсь своим безумстсвам, но мне это не особо нравится. Мне нравится выгуливать собак по утрам. Наверное, я такой же, как любой другой человек на планете. Не знаю. Мне просто всегда хочется чуть больше, чем я имею. Может, просто мой кризис среднего возраста слегка затянулся.
На самом деле, я никогда не позволял себе всерьез деградировать. У меня есть гордость, и мне нравится то хорошее, что я пережил. Я не хочу быть ещё одной падшей экс-звездой. Я довольно неплохо научился жить к нынешнему дню. Правда, всё, что мне в жизни нужно, – это крепко спать по ночам и быть окруженным людьми, которых люблю.
Есть разница между злостью и яростью. Когда речь идёт о злости – когда зол был я – что-то во мне или кто-то со стороны всегда может остудить мой пыл. Есть возможность вернуться в исходную точку – я мог бы сдержаться, когда я зол. Но когда речь идёт о ярости, всё выходит за рамки – за рамки злости, в частности. Это редко случается, особенно сейчас, когда я уже не играю в футбол. И я не уверен, что когда-либо вообще испытывал ярость на футбольном поле. Всякий раз, когда меня удаляли, – это было разочарование, контролируемая злость. В случае с яростью контроля быть не может. Это вообще очень плохо, особенно последствия. Ты осаждаешь себя, и нужно проделать большой путь, чтобы загладить произошедшее. Это осаждение может быть шоком, поскольку ты чувствуешь унижение или смущение за собственное поведение, даже в случае, когда ты не был неправ. Слава богу, я уже долгое время не чувствовал ярости.
***
Я был на Барбадосе с семьей, когда решил уйти из «Селтика». Это случилось через несколько недель после окончания сезона. Я просто подумал, что не могу вернуться из-за бедра. Я сходил на прием к специалисту, Ричарду Виллару, под конец сезона, чтобы провериться. И он сказал: «На самом деле, Рой, чем дольше ты играешь, тем больше ты повреждаешь бедро».
После визита он прислал письмо следующего содержания:
«По существу, состояние вашего правого бедра, с медицинской точки зрения, несколько ухудшилось. Последние данные МРТ-сканирования четко демонстрируют наличие некоторых повреждений в лабруме (хряще бедра), а также вырождение тканей в суставном хряще бедра. Это позволяет диагностировать раннюю стадию дегенеративного остеоартрита.
В обычных условиях артроз, подобный вашему, обычно не представляет сколько-нибудь серьезных последствий для здоровья и жизни. Тем не менее, очевидно, что когда вы чрезмерно перенапрягаете правое бедро, изменения в хрящах и тканях, описанные выше, выражаются сильнее. Поскольку речь идет именно об указанном участке бедра, достаточно сложно говорить предметно и со стопроцентной уверенностью.
Тем не менее, процесс вырождения синовиального соединения продолжится с интенсивностью, которая будет иметь прямую зависимость от нагрузок, которые вы будете к нему прилагать. В то же время, не стоит упускать из виду тот факт, что в случае дегенеративного артроза поврежденная конечность не требует особого ухода или сохранения состояния покоя. Разумное приведение поврежденной конечности в движение может даже быть рекомендовано.
Я полностью понимаю, что решение покинуть футбол было бы крайне тяжелым, и я не хотел бы ставить вас в подобное положение. Тем не менее, я надеюсь, что наша беседа в клинике, вкупе с данным письмом, помогут принять удовлетворительное решение, поскольку я уверен, что вы знаете, что можете рассчитывать на мою поддержку вне зависимости от принятого решения, а также с последующим наблюдением за ходом развития диагноза».
Я был смущен своим решением уйти из футбола. Серьезно, ведь я только что прибыл в «Селтик». Даже когда я был в «Юнайтед», всегда чувствовал смущение, когда приходилось идти и говорить, что получил травму. Какое-то чувство стыда.
Самой сложной частью было как раз принять решение, прийти к этому умозаключению. Я посоветовался со своей женой, с детьми. Это не было семейным советом, и тем более я не разговаривал ни с кем на стороне. Принял это решение сам.
Я позвонил Гордону Страчану и сказал: «Гордон, я по поводу возвращения. Моё бедро выходит из строя. Короче говоря, ты знаешь, вроде как пришло моё время».
Гордон ответил: «Да, конечно, окей. Всё к лучшему».
И я сказал сам себе: «Да хотя бы попробуй, черт возьми, переубедить меня! Хотя бы притворись!»
Но я почувствовал облегчение.
Я могу откладывать на потом многие вещи, но когда я принимаю решение, я делаю это незамедлительно. Просто нужно с этим смириться.
Думаю, что просто был напуган тем, что придётся принять факт, что ухожу. Кстати, мне, наверное, именно поэтому и не понравился Барбадос. После того, как я принял решение и поговорил с Гордоном, остался страх, но какой-то приятный. Скорее даже возбуждение. Что будет дальше?
Так начинается новая жизнь.