За все годы, проведенные в футболе, что бы я ни делал, люди выражали мне огромное уважение. Я мог им не нравиться или им могла не нравиться моя манера играть в футбол — в конце концов, это могли быть фанаты наших соперников, — но я ни разу не видел ни одного человека, который бы подошел и начал говорить мне, кто я и куда мне стоит пойти.
Мне просто хотелось бы поменьше напрягаться, хотя я по-прежнему считаю, что нужно быть готовым к самозащите. Раньше, когда я расслаблялся и позволял людям нарушать мое личное пространство, они разочаровывали меня — у меня был такой опыт. Так что мне стоит все-таки внимательно ко всему присматриваться, хотя бы немного. Но не настолько, насколько это было в прошлом.
Я поехал на матч «Эвертона» в прошлом сезоне. Они играли с «Норвичем». Парень спереди разговорился со мной, и он довольно здраво рассуждал об игре. Мне понравилась эта беседа, и я подумал: «Спрошу-ка я его, на кого он работает», поскольку он говорил о футболистах и о футболе так, будто знал, о чем говорит.
И вот я спрашиваю: «На кого ты работаешь — на какой клуб?»
«Я — водитель Роя Ходжсона».
Я от души посмеялся над собой, я рад, что позволил себе немного расслабиться, потому что я искренне наслаждался его обществом. Думаю, что в этом играет роль еще и мое эго, когда я рассуждаю так: «Пожалуй, то, что касается меня, касается только меня». А он был отличным парнем и, будучи водителем Роя, он, вероятно, видел больше матчей, чем я».
«Эвертон» — один из крупнейших клубов. В тот день, когда Эйден МакГиди перешел к ним из московского «Спартака», я думал: «Великий переход для тебя, Эйден. Еще один ирландец в „Эвертоне“ — это прекрасно». Это хорошо для Ирландии. Вокруг него будет много других ирландцев, и в этом клубе отличный менеджер. Он сможет попасть в Лигу Чемпионов в следующий год или два, что будет только плюсом для сборной. Поскольку проблемой Ирландии является тот факт, что многие игроки не играют на высоком уровне.
Когда я был моложе, все футбольные амбиции игроков упирались в то, чтобы играть за крупный клуб. Хотелось пробиться на самый верх — получать трофеи, финансовое вознаграждение. Сегодня же многие игроки становятся богатыми, не достигая самой вершины. Они могут играть за клуб из середины турнирной таблицы или нижней десятки Премьер-Лиги, да даже Чемпионшипа, и все-таки быть мультимиллионерами. Я не знаю, осталось ли место этой мотивации, этой жажде пробиться на самый верх в современном мире.
Ни разу в истории не было такого момента, когда одновременно в большой футбол пробилось бы много ирландцев. Это всегда была лишь пара игроков раз в несколько лет. Однако я лелею надежду, что они по-прежнему выходят на высокий уровень. Шеймус Коулмен и Джеймс МакКарти, играющие в «Эвертоне», молоды, но уже и не подростки — они уже нашли свое место в футболе. И они будут относиться к тому типу игроков, на который мы всегда будем рассчитывать. Джефф Хендрик в «Дерби» — мне нравится, как он смотрится. Но более возрастные игроки всегда будут играть бо́льшую роль. Мы находимся в перманентном поиске молодых талантов, но нам едва ли удастся внезапно раскопать 7–8 бриллиантов. Я полагаю, мы можем воодушевляться тем фактом, что сборные небольших стран неплохо выступили в Бразилии, на Чемпионате мира. В Уругвае проживает всего 3,5 млн человек — это даже меньше, чем в Ирландии. Но стоит нам начать называть себя маленькой страной, как мы можем начать проигрывать еще до начала турнира. Нам стоит обратить внимание на собственную футбольную историю, мы многого достигали раньше. И у нас есть ядро из добротных молодых футболистов.
Я никогда ничего не имел против того, чтобы игроки, которые родились за пределами Ирландии, выступали за сборную. Если им хочется присоединиться к команде и они достаточно развиты в игровом плане, то прекрасно — пока они сами хотят этого. Мне кажется, что раньше была пара футболистов, которым захотелось выступать за ирландскую сборную в качестве следующей ступени на карьерной лестнице, — и я могу понять их. Они внесли свой вклад в дело страны, но сейчас я смотрю на то, как сложилась их дальнейшая жизнь, и вижу, что едва ли кто-нибудь из них приезжал в Ирландию с тех пор, как закончились их обязательства перед сборной. На мой взгляд, отношение должно быть из разряда: «Слушай, если ты хочешь присоединиться к команде, ты должен это чувствовать, у тебя должно быть особенное отношение к стране. Не стоит делать этого просто ради строчки в резюме».
Но опять-таки, кто я такой, чтобы судить? Любовь к стране — это трудноизмеримая величина. Но когда видишь по телевизору игрока, который выступал за Ирландию, а теперь поет «Боже, храни Королеву» в финале турнира, — то можешь на это сказать лишь: «Ну, что ж. Наверное, он был не таким уж и настоящим ирландцем». Мэтти Холланд служит тому примером. Для меня Мэтти в той же мере англичанин, что и Дэвид Бэкхем. Он выступал за Ирландию, и у него, возможно, есть ирландские корни. Но он играл за «Ипсвич» в финале плей-офф в 2000 и распевал «Боже, храни Королеву» во весь голос. Мне кажется, это была максимальная возможная громкость. Некоторые другие ирландцы тоже видели его, и во время следующей пары матчей сборных мы подтрунивали над ним: «Ну что, придется сменить революционную пластинку на что-нибудь более подходящее случаю?»
По моему мнению, важно, чтобы парни душой прикипели к Ирландии, к традициям и наследию страны. И в общем и целом так оно и есть. Хотя с другой стороны, у них нет выбора. Недавно я посетил ужин Футбольной ассоциации Ирландии, и Джон Олдридж был приглашен на него в качестве спикера. Олдо — это как раз пример футболиста, рожденного в Англии, но внесшего не меньший вклад в игру ирландской сборной, чем любой другой футболист, рожденный в Ирландии. Просто нужно найти в себе это чувство — особенное отношение к стране,
Часто бывает так, что менеджер получает работу, а на следующий день уже играет свой первый матч. Но наш первый розыгрыш путевок на Евро случился спустя почти год с момента нашего назначения. Товарищеские встречи были важны, и мы хотели набрать на них обороты и лучше узнать своих игроков, но я до смерти хотел уже поучаствовать в квалификационных матчах — и пробиться на турнир. И справиться со своими обязанностями. Постараться заслужить уважение людей. Поработать с молодыми игроками. Дать им шанс выйти на поле и насладиться футболом, а также выразить себя.
Я получил звонок: не хочу ли я пообщаться с Дермотом Десмондом, основным акционером «Селтика»? Я как-то встречался с ним раньше, в 2005 году, когда подписывал контракт с «Селтиком».
Я встретился с ним за чашкой чая. Это было в самом разгаре недели, когда выступали сборные, в Дублине.
В конце разговора он сказал: «Работа твоя».
Это было довольно прямолинейно. Были пара ограничений по поводу тренерского штаба. Для меня уже подобрали человека, который будет моим ассистентом, и они настаивали на его кандидатуре.
Меня это не отпугнуло, хотя и заставило задуматься. Начало было не самым идеальным. Неужели они с самого начала сомневались во мне?
Я вернулся в отель, где остановилась наша сборная, и поговорил с Мартином. Я сказал ему, что мне стоит обдумать это предложение.
Мы должны были играть против Италии на «Крейвен Коттедж», в Лондоне, в грядущую субботу. У нас было много дел, нам нужно было уехать из Дублина в Лондон, подготовить команду. Факт, что у меня состоялся разговор с Дермотом Десмондом, стал достоянием общественности. Но по-другому и не могло быть, у Мартина была пресс-конференция, и некоторые детали, как всегда, просочились в прессу. Меня это не особенно беспокоило. У нас была товарищеская встреча; я и представления не имел, что ее результат способен кого-то всерьез огорчить, но — опять-таки — все складывалось неидеально.
Но я был доволен. Это был огромный комплимент. Все эти годы, разговаривая с людьми о футболе и «Селтике», я всегда говорил: «Если тебе предлагают работу в „Селтике“, от нее невозможно отказаться».
Так что я сам поставил себя в затруднительное положение — по отношению к самому себе, в каком-то смысле. И ко мне вернулось то самое предчувствие — «на этот раз тебе стоит полагаться только на себя».
Я попросил Пола Гилроя, юриста Ассоциации менеджеров лиги, поговорить с «Селтиком» об условиях контракта. Никакие суммы к тому моменту еще не назывались. Я сам связался с исполнительным директором «Селтика» Питером Лоуэллом и попросил его назвать мне предварительную сумму до того, как начнутся переговоры.
Он назвал ее и сказал: «Собственно, именно столько мы и будем платить».
Пол Гилрой, со своей стороны, поговорил с руководством «Селтика». Он сказал мне, что в контракте было множество пунктов, которые ему не нравились. И потом, сумма, которую мне назвали, не обсуждалась.
Я прокрутил в голове всю эту информацию. Все казалось до боли знакомым. Я уже проходил этот путь, когда подписывал контракт с «Селтиком» в качестве игрока. Они играли свою роль: «Это „Селтик“» — тебе нужно переходить туда практически за бесценок.
Я чувствовал, что члены руководства «Селтика» хотят взять меня на работу, но они не показывали, насколько они этого хотят.
Мы сыграли матч против Италии в субботу. Ничья 0–0 — хороший результат. В воскресенье на моем автоответчике появилось сообщение от Дермота Десмонта. Им нужно было мое согласие до завтрашнего дня, понедельника.
Тем временем я улетел в Дублин. У нас была несколько дней до перелёта в США, где мы планировали сыграть товарищеские матчи против Коста-Рики и Португалии. Я оставил машину в Дублине, поэтому обратно возвращался на пароме, из Дублина в Холихед. Я путешествовал один и заказал себе отдельную каюту — хотелось уединиться.
Я обдумывал предложение «Селтика». Они не пытались раскачать меня на согласие. Они не пытались убедить меня в том, что я подходящий для них специалист.
Я вернулся домой в Манчестер в воскресенье ночью. Я очень устал. Я зашел к Полу Гилрою домой — он живет в пяти минутах ходьбы от моего дома. В контракте были пункты, с которыми я не хотел соглашаться. Но я также знал, что если начнёшь изучать все условия слишком пристально, то не подпишешь вообще ничего.
Я позвонил Дермоту Десмонту в понедельник и сообщил: «Я действительно польщен тем, что вы предложили мне работу, но я останусь с Мартином».
Мое решение не было сопряжено с предложениями работы от других клубов или наличием потенциальной заинтересованности в моей кандидатуре. Я не играл ни в какие игры — это было открыто высказанное решение. Покажи «Селтик» мне готовность идти на компромиссы — «Мы пойдем на эти уступки, а ты тогда на эти», готовность не только брать, но и отдавать, — я бы еще поколебался. Но они решили не доставлять головную боль ни себе, ни мне. Они просто не показали мне, что хотят, чтобы я на них работал, и в этом отношении я был куда более счастлив сохранить свою работу в сборной. Работа с Мартином вернула мне любовь к футболу, и я был готов проявить преданность за это. Я провел на этом посту всего ничего. Мы ещё не участвовали ни в одном турнире.
Моя жена сказала: «Я давно не видела тебя таким счастливым. Зачем ставить это состояние под удар?»
Я чувствовал, что управляю собственной судьбой, сказав «Нет». Я чувствовал себя прекрасно. Но я до сих пор задаю себе вопрос, правильное ли решение я принял.
Правильная работа, неправильное время.
Мы все нуждаемся в вызовах и стрессовых ситуациях, но на протяжении всей своей жизни я искал покоя. Я был счастлив, когда выигрывал трофеи, но подобное удовлетворение слишком недолговечно. Покой — чувство расслабленности — сначала кажется чужеродным. Как будто мне не хватает немного хаоса в жизни. Борьбы с собой. Я сомневаюсь, расслаблялся ли я по-настоящему хоть раз за последние двадцать с лишним лет. Возможно, время расслабиться настало сейчас? В то же время я хочу продолжать работать. Работать в футболе. И я хочу взять это чувство покоя с собой на работу — с самой первой недели!
Когда моя работа в сборной все же подойдет к концу, если встанет вопрос: «Сделал ли я все, что от меня зависело?» — я хочу с уверенностью ответить: «Да».
Когда я был в Америке со сборной Ирландии, случились некоторые проблемы с организацией поездки — парочка неприятностей. Но теперь я относился к ним по-другому.
Мы застряли в поезде из Филадельфии в Ньюарк. Мы прилетели в Филадельфию на матч с Коста-Рикой, который закончился ничьей 1–1. Когда мы сходили с поезда в Ньюарке, штат Нью-Джерси, и футболисты, и тренеры воспользовались двумя дверями вагона, хотя официальный представитель ФАИ заявил, что мы все должны выходить через одну дверь. Дверь закрылась, и я, Мартин, Шеймус, Стив Гаппи, трое членов медицинской бригады и Эйден МакГиди остались в поезде. И он тронулся.
Футболисты на платформе просто смеялись до слез.
Это было похоже на школьную поездку с классом.
Все паниковали — кто-то просто сходил с ума, а Мартин был угрюм.
Но я отнесся к ситуации довольно спокойно. Я написал одному из членов ФАИ смс: «Ну что, еще один Сайпан». Но это была шутка.
Поезд уехал на станцию Пенн в Манхэттене — это заняло около получаса. Нам повезло, что мы оказались не в Бостоне и не в Чикаго. Нам удалось добраться до Ньюарка и сесть там в автобус нашей команды. Игроки сидели там тише воды, ниже травы. Двое организаторов этой поездки были мертвенно-бледны.
Все просто молчали — это было напряженное молчание.
А потом кто-то из парней включил музыку — пока они нас ждали, кто-то успел купить пару колонок. Я даже не знаю название группы, но песня называлась «Сбежавший поезд», и они все хором начали петь эти строчки:
«Поезд-беглец никогда не возвращается
Против движения по одноколейке...»
[Runaway train never going back
Wrong way on a one-way track]
Это было потрясающе.