Финал Лиги Чемпионов между «Реалом» и «Атлетико» не требовал слишком уж большой подготовки, потому что я довольно много смотрел на эти команды в течение сезона. Мне прислали DVD и последние новости по травмам. Я почитал статьи в газетах, чтобы выловить фрагменты информации, которые могли бы быть полезны.
Если бы одна из команд была той, которую я знал не очень хорошо — скажем, «Шальке», — мне пришлось бы больше готовиться. В сезоне 2012/13 я работал на матче с участием «Пари Сен-Жермен» и думал: «Я здесь не в теме», — так что пришлось проделать несколько больше работы дома. Я обычно смотрел хотя бы одну полную игру — желательно в прямом эфире, если получалось. Например, если это была игра с «Челси» или «Юнайтед», я чувствовал себя расслабленным, так как хорошо знал эти команды. Я ощущал стадионы; я играл там, я регулярно видел эти команды.
Так как это был финал, мы вышли в эфир за сорок пять минут до начала матча. Мне не нравилось быть в эфире слишком долго. Я понимал, почему так делается — это финал, есть рекламные обязательства. Но это было особенно трудно перед началом матча. По-другому было в перерыве или после финального свистка, когда было что разбирать. Но перед игрой:
«Как вы думаете, что может произойти?»
«Как вы думаете, от кого будет исходить главная опасность? От Бэйла или Роналду?»
«Что будет ключевым в этой игре для победы?»
Мы должны были выдать свое экспертное мнение, но мне было комфортнее говорить о том, что мы действительно увидели, а не о том, что мы, возможно, увидим. Хотя мне нравилось немного играть, подставляясь под удар: «Ну, думаю, дело будет вот так».
Мне не понравился финал Лиги Чемпионов. Я чувствовал себя потерянным. Чувствовал, что не должен быть там. Я должен быть с ирландской сборной в Дублине. На следующий день мы играли товарищеский матч против Турции. Я получил работу в футболе за полгода до этого: я стал ассистентом Мартина О’Нила, и я только начинал в нее втягиваться. Я должен был находиться в Дублине.
В итоге «Реал» заслужил право поднять трофей. Стивен Джеррард был в студии в качестве гостя.
«Стивен Джеррард, вы знаете, каково это, поднимать этот трофей...»
«Да, это великолепно».
Хаби Алонсо, игрок «Реала», был дисквалифицирован на эту игру, и Эдриан спросил меня, каково это, потому что я был дисквалифицирован в финале в 1999.
«И Рой. Как вы считаете, что сейчас чувствует Алонсо? Ведь вы тоже не играли в финале Лиги Чемпионов».
Он задавал мне этот вопрос уже несколько раз. Мы говорили об этом после полуфинала, когда Алонсо получил вторую желтую карточку. Мы снова говорили об этом перед финалом. Теперь он спрашивал меня об этом опять. Я подумал: «Только не снова».
Мне хотелось сказать: «Эдриан, пошел на х*й».
Я, конечно, этого не сказал, хотя это было после десяти, уже не детское время, так что мне могло бы сойти это с рук.
Я не люблю, когда организациям со мной становится очень комфортно. Мне не нравится чувство, что я в пользовании — это давит на плечи. Если мне приходится быть наемником, то я предпочитаю работать в клубе или в футбольной структуре, а не в медиа.
После игры режиссер Марк — хороший парень — спросил меня: «Все в порядке?».
И я сказал: «Нет, Марк. Я ухожу с телевидения. Забудь про Чемпионат мира. Я не поеду».
Он сказал: «Теперь ты уверен?»
Я ответил: «Да, у меня сердце не лежит к этому».
Когда я работал на финале Кубка Англии неделей раньше, я не чувствовал себя комфортно. Я был экспертом. Но теперь я также был помощником тренера сборной Ирландии, и за «Халл» в том матче играли ирландские ребята. Несколько дней спустя мне предстояло их тренировать. Я мог увидеть себя работающим на ТВ когда-нибудь в будущем, но не пока я работаю в футболе, работаю с командой. Я просто подумал: «Нет, это не по мне».
Это давно было у меня на уме, и я был рад, когда наконец принял решение. Это было так же, как когда я позвонил Гордону Стракану и сказал, что не буду больше играть. Это был груз, упавший с плеч. Это означало, что я не отправлюсь на Чемпионат мира, но я в любом случае не видел себя там. Я занимался этим два или три года и чувствовал, что принял верное решение. Я знаю, что аналитика — большая часть футбольной жизни, но я больше не хотел этим заниматься. Я чувствовал, что это высасывает из меня душу.
Однажды мы были на стадионе «Ювентуса» в Турине — они играли против «Челси». Мы стояли прямо перед угловым флажком. Эдриан находился рядом со мной.
Он начал: «Это великолепно, не правда ли?».
Он настоящий футбольный фанат.
Я ответил: «Я играл в таких матчах, Эдриан».
Я не был особо возбужден.
Он посмотрел на меня и сказал: «Да, я понимаю, куда ты клонишь».
Все дело в твоих идеалах и том, ради чего ты этим занимаешься. Когда я был в «Юнайтед», мне платили хорошие деньги, но я мог сказать: «Я могу отдать их вам обратно».
Я не чувствовал подобного на этой работе.
«Это легкое занятие».
Мне не нравились легкие занятия.
Когда я слышал: «Мне понравился ваш комментарий прошлым вечером», — я знал: я говорил одну херню, как и все остальные. Оставалось надеяться, что моя херня была чуть лучше.
Я хотел заниматься чем-то, что будоражило бы меня. Работа на телевидении меня не будоражила.
Что мне по-настоящему нравилось, так это компания. Если мы работали на выездном матче, то приезжали за день до игры и отправлялись куда-нибудь поесть и пропустить по стаканчику. Мне нравились Эдриан Чайлз и Ли Диксон, а также Гарет Саутгейт, когда он работал с нами, и Мартин О’Нил. Это была как будто маленькая команда. Иногда к нам присоединялись Энди Таунсенд или Клайв Тилдесли, комментатор. Мы много шутили о футболе. И люди, которые не попадают на экран — звукомеханики, режиссеры, — я так же хорошо ладил и с ними.
Я действовал по схеме. Я путешествовал по разным городам и стадионам Европы. Я разговаривал с одними и теми же людьми, занимался тем, чем должен был. В одной из поездок я встретил Яна Молби. Он работает на датском телевидении, но живет в Англии. Мне нравилась его компания — было приятно поболтать. Ян играл за «Ливерпуль», и некоторые из болельщиков «Юнайтед» увидели нас рядом. Один из них сказал: «Какого хера ты с ним разговариваешь?».
Мне хотелось ответить: «Я разговариваю, с кем, бл*дь, захочу. Он играл за „Ливерпуль“ в восьмидесятых!».
Мне нравилось встречаться с разными людьми — игроками прошлых лет. Ян, Рой Ходжсон, Патрик Виейра, Кевин Килбейн.
В отеле в Лондоне я столкнулся с Петером Шмейхелем. Я ел свою овсянку, и он сказал: «Ты не против, если я присоединюсь?»
Когда-то мы повздорили, а теперь завтракали вместе, болтали и шутили. Это было мило. Мы не вспоминали ту стычку.
Стычки были делом прошлого — другая ситуация. Патрик Виейра чуть не подрался со мной в туннеле, а теперь мне нравилось общаться с Патриком. Меня как-то удалили за снос Гарета Саутгейта. Теперь мы хорошо общаемся с Гаретом — держим связь. Мне нравилось общаться с Ианом Райтом, хотя мы и были по разные стороны баррикад. Я как-то ударил Робера Пиреса, а теперь он вспоминает об этом со смехом.
В итоге я подумал: «Какие они хорошие ребята».
Я не позволил бы себе увидеть это, будучи игроком. Думаю, работа на телевидении отчасти помогла мне выбраться из раковины.
Я встретил Питера Рида.
Я частенько выбивал дерьмо из Питера Рида — не теряя уважения. Помню, как наступил на него, когда он играл за «Сити». Не помню, чтобы он бил меня — хотя должен был.
Питер работал на одном из матчей сборной Англии, и мы остановились в одном отеле в Осло. Мы отправились прогуляться и пообедали вместе. Он был игроком, которым я восхищался в детстве, когда он был в том «Эвертоне» с Эдрианом Хитом и Кевином Шиди. И вот я обедаю с ним в Осло. Мы сидели там, и один из нас сказал: «Вот круто».
И это было круто.