Я был экспертом поневоле. Подобное отношение способствовало качеству моего комментария, как мне кажется. Я пытался говорить так же, как и играл, — очень просто. Иногда я видел, как Эдриен смотрит на меня, давая понять: «Нам нужно больше». И я такой: «Вы не получите больше. Я все сказал».
Я не думаю, что когда-либо использовал слово «безработный» по отношению к себе. Я не хотел этого ярлыка, и это одна из тех причин, по которым я начал заниматься вещами, в которых не был полностью уверен — рекламными мероприятиями, автограф-сессиями, благотворительными матчами. Они могли заполнить пустоту и принести немного бабла. Они исцеляли мою душу, немного. Я не хотел сидеть, глазея по сторонам, и дожидаться, пока мне не начнут названивать. В том, чтобы ничего не делать, есть что-то постыдное. Я знаю — это часто не вопрос выбора. Но для меня он был таковым.
Когда я ушел из «Сандерленда», я думал, что у меня достаточно достижений, чтобы получить другую работу. После «Ипсвича» я думал: «Ты не сделал достаточно, чтобы обеспечить себе другую работу. Готовься к худшему».
Люди говорят: «Когда одна дверь закрывается, открывается новая», — но в футболе так бывает не всегда. Одна дверь закрывается — и закрываются все. Я ни минуты не думал, что мой телефон будет разрываться от звонков. Мне в итоге предложили работу в национальной сборной, и я разговаривал с турецким клубом. Но эти варианты не казались правильными. Я также говорил с клубом из Премьер-Лиги и одним из Чемпионшипа, но в итоге так и не дождался ответа.
Я слышал, как один преподаватель колледжа за пятьдесят говорил группе студентов не беспокоиться пока о том, что они сделают со своей жизнью: «Я сам все еще не знаю, что я хочу делать». Мне это понравилось, это давало мне надежду.
В итоге я оказался в Нигерии, выступая для Гиннесса в сентябре 2011-го.
Их отдел VIP связался со мной через Майкла Кеннеди. Была предложена круглая сумма. Я должен был уехать на три или четыре дня, и со мной поехал бы Марсель Десайи.
Я спросил себя: «Ты хочешь заняться этим?» И подумал: «Ну, мне больше особо нечем, и я никогда не бывал в Нигерии».
Меня предупредили: «Деньги хорошие, но там бывает много похищений».
Когда мои жена и дети узнали об этом, они захотели, чтобы я поехал. Никто бы даже выкуп за меня не заплатил.
Я подумал: «Попробую, и посмотрим, может, мне это понадобится или пригодится».
Я отправился в Лондон, в отель в Хитроу, и встретил посредника — агент всегда вовлечен; не могу вспомнить его имени. Он представил меня Марселю. Я не был знаком с ним, хотя и играл против него. Мы хорошо поболтали, немного пошутили. Он мне понравился.
Мы вылетели в Лагос на следующий день. Проход через охрану в аэропорту был кошмаром — настоящий хаос. Вы видите сцену в африканском аэропорту в фильме и думаете: «Все не может быть настолько плохо». Но так и было. За нами присматривали наши секьюрити, и они провели нас.
Мероприятие называлось «Гиннесс VIP». Мы были на сцене, но было уютно — сотня человек, возможно, немного больше, сидели вокруг нас. Вы могли повернуться и дотронуться до кого-нибудь. И также было прямое интернет-соединение.
Первый вопрос был о том, чем мы оба занимались после того, как ушли из футбола.
Я не так давно завершил карьеру, так что мне дали ответить первому, и я сказал им, что я немного путешествовал и попробовал себе в тренерском деле. Но единственным, кого они видели перед собой, был Рой Кин из «Манчестер Юнайтед». Они не видели «Сандерленда» или «Ипсвича». Когда нас пригласили на сцену, они перечислили наши достижения. Мои не слишком плохи. Но по сравнению с Марселем — Кубок Мира, Лига Чемпионов с «Миланом» — они не так уж и впечатляли. Так что я рассказываю им о том, как путешествовал со своей семьей — Австралия, Вегас.
Реакция довольно спокойная — молчание в ответ.
Затем они переходят к Марселю.
«А вы чем занимались?».
Черт возьми, я подумал, что это Папа Римский говорит.
«Ну, я строил школы, занимался разными проектами в Африке для детей — потому что я один из вас».
Всем крышу сорвало.
Все продолжалось еще примерно час. Вечер подошел к концу, и мы ушли со сцены.
Я знал Марселя всего сутки, но уже достаточно хорошо, чтобы сказать: «Ну, козлина, спасибо тебе большое».
«За что?».
«Я тут катаюсь в Вегас, Сидней и е*аный Бонди-Бич в своих плавках. А ты школы строишь голыми руками».
Он говорит: «Рой, ты должен играть в эту игру».
Он со смеху ухахатывался.
На следующее утро мы отправились на север, в Ибадан. Нас ждал вертолет.
Марсель сказал: «Я не пойду. Полеты не для меня — не на вертолете».
Так что нам организовали миниавтобус. Я командный игрок, так что я тоже поехал на нем. Три или четыре часа в миниавтобусе, и Марсель не сказал ни слова. Он был занят почтой и интернетом.
Мы добрались до отеля примерно на три часа позже, чем если бы вертолетом.
Теперь мы делаем мероприятие.
Первый вопрос: чем мы занимались с тех пор, как ушли из футбола?
Так что я говорю: «Я немного занимался благотворительностью» — и упоминаю Ирландских Собак Поводырей — сразу сбрасываю это с плеч.
Получаю взгляд от Марселя: «Уже лучше».
На следующее утро мы возвращались в Лагос. Вниз на ресепшн, затем на выход, и Марсель залез в вертолет. Через полчаса мы были в Лагосе.
Мы приземлились в Хитроу. Я должен был отправиться транзитом в Манчестер. Но сканирующая рамка на охране начала гудеть, когда проезжала моя сумка. На ручке были следы какого-то взрывчатого вещества. Оно, должно быть, было на руках тех парней из охраны, которые несли мою сумку в Нигерии. Они были бывшими «сасовцами». Куда бы мы ни шли, они следовали за нами. Они везде за нами ходили.
Я упомянул свой транзитный рейс.
Парни из Хитроу посмотрели на меня: это последняя из твоих забот.
«Нам важно отследить это».
«Но я был в Нигерии».
«Окей. Мы пропустим вашу сумку снова. Но если оно снова там окажется, вы никуда не полетите».
Во второй раз все было в порядке, так что я ушел.
Затем у меня была автограф-сессия с некоторыми другими бывшими футболистами, на NEC Арене в Бирмингеме. Люди приходили за нашими автографами.
Я сидел за длинным столом с другими игроками. Я помню, как смотрел на людей вроде Дениса Лоу и думал: «Вы не должны быть здесь, вы выше этого». Затем я смотрел на других и думал: «Могу понять, почему вы здесь» — потому что это было хороший способ заработать немаленькие деньги. А многие из этих людей играли в футбол еще до больших денежных вливаний.
Но люди просили за автографы прямо перед нами, по пятерке за подпись или что-то вроде того. Не думаю, что бывал чем-то больше смущен за всю свою жизнь. Я почти мог их слышать: «Заплачу за его автограф, а вот за этого не буду».
Это было не для меня. Я чувствовал это низкопоклонство. Мне не терпелось убраться. Я заплатил бы вдвое большие деньги, чтобы выбраться.
Я сыграл в нескольких благотворительных праздничных матчах. Я был удивлен, что за участие в них платили — в благотворительном мероприятии. Я отдал свои деньги. Однажды мы играли на «Олд Траффорд» для ЮНИСЕФ. Мировые звезды против каких-то поп-групп. И одну я сыграл за «Селтик» — бывшие игроки против кого-то еще.
Но я чувствовал себя ужасно.
«Вот к чему все пришло?».
Я просто не хотел закончить, играя в футбол с е*аными JLS. Это никогда не было моей мечтой. Надеваешь бутсы, и у тебя перевес. Получаешь травму, унижаешь себя.
«Что я делаю?».
Мне не нравилось, во что я превращаюсь.
Я не осуждаю других людей за их решения. Если они хотят играть в матче легенд где-нибудь в Индии за пятьдесят кусков, я полностью это понимаю. Но я не хочу этим заниматься.
Но я буду пробовать разные вещи. Я лучше буду сожалеть о вещах, которыми попробовал заниматься, чем о вещах, на которые не решился.
Одно время я вел колонку для газеты — для Sun. Опять, мне сказали, что «это легкие деньги». Я попробовал, но застопорился. И я ненавидел это. Каждую пятницу или субботу я висел на телефоне с журналистом и говорил свое мнение обо всем. Ты приходишь к какой-то точке, когда честно говоришь: «У меня нет об этом мнения». Но из этого не делают колонки газет. Однажды я сказал так в интервью. Меня спросили о чем-то, касающемся «Манчестер Юнайтед», и я сказал: «У меня нет об этом мнения». Думаю, заголовок был таким: «Шок: у Кина нет о чем-то мнения».
Я знал: что-нибудь подвернется, что-нибудь появится в поле зрения. Каждый раз, когда я сомневался в прошлом (когда я играл за Коб) — «у меня никогда не получится» — что-нибудь происходило. Форест пришел за мной, затем я ушел в «Юнайтед». Я знаю: это может закончиться — появляющиеся возможности. Но когда у меня появляются сомнения, они становятся мотивацией.
Я никогда не опускал руки. Думаю, есть разница между тем, чтобы опустить руки и быть подавленным. Иногда я бывал подавленным, но всегда думал, что что-нибудь должно случиться. У меня лежит некоторая сумма в банке, есть финансовая защита, и я знаю, что это сохраняет множество поводов для беспокойства. Полагаться на финансовую защиту, ничего не делая, — я не хотел этого. Это необязательно касается денег — это касается сущности.