Новый исполнительный директор клуба Саймон Клегг был из десантников. И у нас с ним появилась мысль отправиться на день-два в лагерь вооруженных сил в Колчестер во время предсезонки. Идея была моя, но все организовал Саймон.
Я пытался привнести в жизнь клуба что-то новое, я подумал, что это сможет стать передышкой в монотонном графике предсезонных тренировок. Колчестер находится недалеко от Ипсвича по прямой дороге, так что игрокам предстояло провести в автобусе всего около 6 часов.
Мы решили преподнести им сюрприз. Мы сказали, чтобы они приготовились выехать на одну-две ночи. Типичные футболисты, я думаю, что некоторые из них решили, что мы вывезем их в очередной пятизвездочный отель.
Мы выбрались в Колчестер и испытали на себе тренировочный режим Седьмого парашютного полка Королевской конной артиллерии. План был таков, что мы остановимся в палаточном лагере в одну из ночей, прямо в лесу, после серии марш-бросков.
Самая напряженная часть программы пришлась на вечер. Десантников натаскивают на жизнь вне цивилизации, и мы видели, как они убили кабана — нам пришлось смотреть на это. Не самый приятный опыт. Они приготовили его, и мы все его съели. Но парни отнеслись к происходящему прохладно — их просто вывели из привычной среды, и все, чего им хотелось, — это спать.
Я попросил одного из офицеров организовать что-нибудь утром, чтобы парни могли быстро проснуться и выйти из палаток. Так в районе 5 или 6 часов утра они разбудили нас взрывами гранат, которые швыряли в направлении нашего палаточного лагеря. Это, безусловно, всех разбудило. Всякий раз, когда я видел лицо, высунувшееся на улицу, его выражение говорило мне: «Если ты думаешь, что это поможет нам в следующем сезоне продвинуться в турнирной таблице, то ты в дерьме».
Они бегали кругом и собирали свои вещи — это было мало похоже на парк атракционов. К ним происоединились и члены штаба. У меня же случилась неприятность с балкой в палатке. Я пошел забрать ее, но оступился и ударился о нее головой. В ответ никто не выразил никакого сочувствия.
Марш-броски, привалы и установка палаток. Я не думаю, что кто-то захотел бы разделить со мной палатку, поэтому, в конце концов, я ночевал с одним из десантников. И я спал в своей форме «Селтика»! Мы не сидели вокруг костра, не играли на банджо, не пели песни. Как бы то ни было, место для пения фанатских песен было неподходящее.
Это было тяжело. Эксперимент был интересный, но идея с отелем могла бы иметь лучший эффект. Многие из парней натерли мозоли армейскими ботинками. У нас был намечен товарищеский матч против «Реал Вальядолид» на следующую пятницу, и один или пара футболистов не смогли принять в нем участие из-за мозолей. Так что момент для такой вылазки выдался неудачный — хоть мы и выиграли тот матч.
После этого выезда ходили шутки и распространилось благодушное настроение, но парни были потрясены. Не думаю, что он помог создать что-то похожее на дух единства, который я надеялся создать. На самом деле, он формируется, когда ты выигрываешь матчи. А я не был на тот момент в клубе достаточно долго, чтобы прочувствовать своих игроков. Я мог лишь догадываться, что может им понравиться, и, как оказалось, мои догадки оказались неверны. Медицинский персонал был недоволен. Но я подумал: «А не пойти бы вам всем? Вам лучше бы самим научиться жить без благ цивилизации».
Наш первый матч в сезоне был на выезде против «Ковентри». Мы проиграли со счетом 2–1. Джованни дос Сантос уже вернулся к тому времени обратно к «шпорам». Наш голкипер, Ричард Райт, очень хорошо играл в двух первых под моим руководством играх в конце предыдущего сезона, но он стал и причиной одного из забитых в этот раз голов — а впоследствии и некоторых других. Так важно бодро начать сезон, и мы сыграли довольно неплохо. Но мы сами создали благоприятные условия для голов в свои ворота. А за нас забил Джон Уолтерс.
Команды могут оправиться от неудачного старта, но вялое начало сезона частенько многое говорит о том, каким примерно будет весь грядущий сезон. Я действительно слетел с катушек и сорвался на игроков после проигрыша «Вест Брому» со счетом 2–0 — нашего четвертого матча в сезоне. Это было слишком. «Вест Бром» только что вылетел в Чемпионшип, поэтому, конечно, они должны были быть сильным соперником. Я выпустил в своем составе много молодых игроков. Я рвал и метал.
«Вы все лузеры!»
Это было не совсем в моем стиле. Мы проиграли более сильному сопернику, и обычно у меня были силы принять это. Но дело было не только в том, что мы проиграли. Мы проигрывали и в «Сандерленде». Но там все завертелось очень быстро. Думаю, мне не хватало терпения в «Ипсвиче». Полагаю, я думал, что смогу компенсировать негативный опыт «Сандерленда». Но я никак не мог набрать обороты. Я не чувствовал себя в своей тарелке. Так продолжалось до 31 октября — нашей первой победы в сезоне, пятнадцатого по счету матча от его начала.
Шейн Сапл был вратарем, и он был частью основы. Он был очень приятным парнем. Как-то он пришел в мой офис и сказал, что завершает карьеру. Ему было всего двадцать два.
Первое, что я предлагаю в подобной ситуации, — это взять отпуск на 1-2 недели и возвращаться к тренировкам. У игрока ведь могут быть моменты спада физической формы, у него может быть травма или личные проблемы. Я всегда пользовался таким персональным тайм-аутом, когда чувствовал, что с меня довольно. Но по гллазам Шейна я мог сказать, что он уже все окончательно решил. Он говорил об этом беспристрастно, ему не было жаль.
Я помню, как сказал ему: «Ты ведь не изменишь своего решения, не так ли?»
Он сказал: «Нет, нет. Я уже все обдумал».
Он просто перестал жить игрой. А еще он сказал, что не хочет работать с людьми, которым плевать на то, выигрывают они или проигрывают. Я думаю, что ему просто не нравилось все, на чем строится современный футбол.
Я восхищался им за это. Люди частенько держатся за работу, которая им не по душе, за места, в которых они не хотят находиться. И мне кажется, что там также присутствовала тяга к Ирландии: он хотел вернуться домой, в Дублин.
Я предложил ему вариант вернуться в клуб через некоторое время, но знал, что зря теряю свое время. По-моему, он собирался вернуться в Ирландию, чтобы стать полицейским, так что я со своей стороны подумал, что стоит просто поддержать его.
Так от нас ушел один из голкиперов.
Из четырнадцати матчей, пока мы не выиграли у «Дерби» 31 октября, восемь мы закончили вничью. Все они были невыносимыми, но ничья со счетом 3–3 в Донкастере в середине сентября была просто катастрофой. Мы выигрывали — счет был 3–2 — к моменту, когда началось добавленное время. И Квинтон Форчун, мой знакомый по «Юнайтед», смог забить. Я играл с Квинтоном и ни разу не видел, чтобы он использовал правую ногу под удар. Но он ударил правой и забил — в дальний угол! Мы не смогли удержать ни счет 1–0, ни 2–1, ни 3–2.
Через десять дней мы сыграли вничью с «Шеффилд Юнайтед». Та же самая история — они забили в добавленное время.
Шесть голов, два очка. В тот момент сезона четыре упущенных нами очка стоили нам 10 строчек в турнирной таблице.
Двадцать ничьих за один сезон — это до сих пор уму непостижимо. И большинство из тех матчей мы выигрывали. Мне стоило более разумно пользововаться заменами — «Выпустите дополнительного защитника». Но стоило мне подумать: «Это всего лишь „Донкастер“», — как они сравнивали счет. Лучше бы мы проиграли десять из этих ничьих, и выиграли бы оставшиеся десять. В таком случае, мы заработали бы на целых 10 очков больше.
«Ньюкасл» играл на «Портман Роуд». Они побили нас 4–0. Не стоило так сильно из-за этого расстраиваться. У них был Энди Кэрролл, у них был Нолан, у них был Никки Батт. Даже слепой смог бы вывести «Ньюкасл» в Премьер-Лигу в том сезоне. Но я был бывшим тренером «Сандерленда», к нам толпами приезжали фанаты «Ньюкасла», тот матч был посвящен Бобби Робсону, и его транслировали по телевидению.
Да и потом, «Ньюкасл» приезжал к нам не каждый день. Нужно было сделать так, чтобы, глядя на нас, никто не посмел подумать: «Они даже не пытались». Но не было никакой сумятицы. Мы не слишком хорошо играли, когда вырвали победу у «Дерби». В другой раз мы играли против «Уотфорда». У нас было 26 шансов забить гол, но матч закончился ничьей 1–1. Нам забили в добавленное время — еще одна позорная ничья. Но мы по-прежнему были почти достойной командой.
Семья переехала вместе со мной, мы арендовали дом. Мне там нравилось: особенно морской воздух. Но нам пришлось трижды менять жилье в течение первого года. В этом был элемент неустроенности, но мы лишь пытались найти подходящую нам деревню, а деревни, как известно, могут быть достаточно забавными местами. Нам было никак не найти католическую школу вроде школы Святого Бенедикта, в которую наши дети ходили в Манчестере. Школа, на которой мы в конечном счете остановились, была совсем другой. В ней поддеживались традиционные английские обычаи уровня среднего класса — крикет и регби, чай и сконы.
В течение первых нескольких месяцев после устройства детей в эту школу мы решили исполнить некоторые благотворительные функции для нее. Их суть заключалась в участии в вечерах в нарядных фраках и вечерних платьях, и, в конце концов, как-то я оказался на подобном мероприятии сидящим рядом с не знакомым мне человеком. Оставалось лишь догадываться, как мы сможем поддержать беседу.
Он сказал: «Что вы думаете о курсе новой коалиции?»
На что я подумал: «Ради всего святого!», — я в буквальном смысле едва не сказал ему: «А что, в „Нью Коалишн“ сменилось правление? А вы смотрели вчера игру „Барселоны“?»
Я думал, что он говорит о команде «Нью Коалишн», играющей в Лиге Саффолка. Кажется, я скучал по школе Сент-Бенедикт куда больше, чем мои дети.
И потом эта чертова голубая форма!
Все это казалось чем-то чужеродным.
Саймон Клегг, новый исполнительный директор, вступил в должность в тот самый день, когда я вступил в свою. И снова химия — ее просто не было! Он был исполнительным директором Британской олимпийской ассоциации, но он не был человеком из мира футбола. Думаю, дело было именно в различиях в нашем опыте и подготовке. Помимо того, что он служил в десантных войсках, он еще и был выпускником частной школы. Я же был из Мейфилда, Корк. И мне следовало повзрослеть. Не стоило ожидать, что мне всегда придется работать только с ирландцами.
И нам стоило уметь поддерживать беседу.
Я мог сказать: «Я заинтересован в игроке».
Он отвечал: «Хорошо, что требуется от меня?»
Раньше он никогда не работал в футбольной сфере. Мне кажется, он видел свою миссию в том, чтобы докладывать о состоянии дел Маркусу, а не помогать менеджеру. Все это было тяжелой работой.
Большинство клубов в Чемпионшипе терпит убытки. Саймон предложил реструктурировать схему выплаты бонусов для футболистов и персонала клуба. Даже будучи игроком, я всегда считал, что ты должен получать бонусы только в случае, если заслужил их. Было внесено предложение платить бонусы, только если команда выходила в Премьер-Лигу, либо достигала стадии плей-офф. Ранее игроки получали бонусы за любую победу или ничью. Среднестатистическому футболисту «Ипсвича» платили 8-9 тысяч фунтов в неделю, так что подобная систему бонусных выплат — три-четыре сотни за матч — к концу сезона становилась серьезной мотивацией: единоразовая крупная выплата вместо многочисленных мелких.
Игроки нормально отнеслись к реструктуризации бонусных выплат: они уже привыкли распоряжаться своими 8-9 тысячами фунтов в неделю. Но речь шла и о персонале клуба, а их зарплаты были несравнимы с заработком игроков. Для них бонусы имели куда большее значение.
Сейчас я понимаю, что для членов тренерского штаба бонусы необходимы для поддержания духа. Я не осознавал этого в нужный момент, но людям была необходима мотивация. Такова человеческая природа — все любят бонусы. Если клуб выигрывает в выходные, на тренировочной неделе площадка становится гораздо более приятным местом. И одной из важных причин для этого был тот факт, что члены штаба зарабатывали свои бонусы. Но теперь их не стало. И мы довольно рано после старта сезона могли предвидеть, что команда не выйдет в Премьер-Лигу в этом году, а значит, не будет и бонусов. Мне стоило сохранить их для персонала — пару сотен фунтов за победу. Этих денег хватало на «выход в свет» с женой или на приятные сюрпризы для семьи. Успех — и бонусы — имели влияние на их семьи и позволяли им оставаться частью клуба. И я забирал от них нечто важное, так что отношение ко мне просто не могло оставаться прежним. Наверняка я потерял доверие некоторых из них еще до старта сезона.
Некоторые игроки были слишком спокойными. У нас не было Дуайта Йорка, у нас не было настоящего лидера. Мне были нужны новые игроки. Я поговорил по телефону с владельцем клуба, озвучил ему приблизительную сумму. Тамаш Пришкин играл в «Уотфорде», и его можно было купить. Скауты дали положительную оценку, а я ездил на его просмотр один раз, во время предсезонной сессии. Он забил в том матче и играл замечательно, но то был товарищеский матч. Его контракт истекал через год, и мне показалось, что за него стоило побороться. По-моему, я озвучил владельцу сумму в 400 000 фунтов. Я позвонил Малки Маккею, менеджеру «Уотфорда».
«Слушай, Малки, я просто хотел тебя предупредить. Мы заинтересованы в твоем игроке».
Я никогда не заговаривал с другими менеджерами о стоимости игрока: это меня не касалось.
Малки сказал на это: «Рой, я ценю, что ты позвонил».
Я ответил: «Я оставлю это дело нашему исполнительному директору».
Я не мог поверить своим ушам, когда узнал, сколько мы заплатили за него. По-моему, что-то вроде 1,750,000 фунтов. В «Уотфорде», наверное, не могли нарадоваться такой наживе. Это случилось из-за недостаточного обмена информацией, из-за того, что мы ни разу не поговорили все вместе, втроем. Пришкин не стоил этих денег, но ко мне никто не обратился, чтобы узнать мое мнение.
Мы купили двух футболистов из «Сандерленда», Карлоса Эдвардса и Гранта Лидбиттера. Они оба были хорошими игроками, но мы заплатили за них чересчур много. Я считал, что пары милллионов за обоих будет более чем достаточно. Мы же заплатили почти 4. Я позвонил Стиву Брюсу, который тогда был менеджером «Сандерленда» и сказал ему: «Не могу поверить, что ты столько заработал за Гранте и Карлосе».
На что Брюси ответил: «Да ладно тебе, Рой, клубы уже обо всем между собой договорились».
Он действительно был ни при чем. Он не должен был сказать: «Нет, нет, вы заплатили слишком много». Сделка совершалась между Саймоном и Нилом.
Мне нравилось, как играл Джордан Роудс. Он забил в Брентфорде за нас во время предсезонки, а затем дома «Колчестеру». Пара клубов справлялись у меня по его поводу. «Ноттс Каунти» и «Хаддерсфилд» — это были далеко не «Ливерпуль» и «Арсенал». Я купил несколько игроков, и мне сказали, что стоит уже и продать кого-нибудь. Меня до сих пор критикуют за продажу Джордана, и мне стоит признать, что критика оправдана. Но это было и клубное решение. Мы продали его в «Хаддлсфилд» за 350 000 фунтов, и он начал забивать множество голов. Мне кажется, что именно я предложил включить в договор продажи условие о последующих продажах, и слава Богу, что оно в нем оказалось, потому что затем его продали в «Блекберн» за восемь миллионов. Ошибка, которую допустил я и мой штаб в случае с Джорданом, заключалась в том, что мы больше обсуждали, чего он не может, вместо того, чтобы обсуждать его способности.
Я знал Ли Мартина не очень хорошо, помнил его по своему игровому опыту в «Юнайтед», но эта сделка не сработала. Он был достойным игроком, но в Чемпионшипе ценятся хорошие, сильные характеры. Не думаю, что у Ли присутствовали необходимые для Чемпионшипа личностные качества. Пришкин тоже чисто технически был неплох, но не думаю, что он выкладывался в достаточной мере.
Мои приобретения были недостаточно хороши. В этом мне нет оправдания.
Дэмьен Дилэйни присоединился к нам и неплохо справлялся. Иногда я был к нему слишком суров, но это потому, что я знал его и он тоже был выходцем из Корка. Но я все-таки перегибал палку. Подобная история была и с другим парнем, Колином Хили. Он тоже был из Корка, и я как-то сказал ему, что он передвигает ноги, будто играет в лиге Ирландии. Это была неправда. Колин просто был новеньким в клубе; мне стоило поддерживать его и помогать влиться в команду. В «Ипсвиче» я иногда делал неправильные вещи. Возможно, я просто слишком сильно старался.
Если ты работаешь менеджером, говорят, никогда не стоит беспокоиться о том, нравишься ты своим игрокам или нет, — нужно беспокоиться лишь о том, чтобы они тебя уважали. Но нам всем хочется нравиться людям. Вряд ли кому-то захочется работать с людьми, которые не питают к тебе никакой симпатии. Возможно, после того опыта с десантниками и приобретением некоторых новеньких, а также продажи тех, кто не вписывался в мои планы, я просто пытался выправить некоторые свои неправильные поступки.
Мы играли на выезде с «Кардиффом» 29 ноября, в воскресенье. Мы только что выиграли у «Дерби», и с тех пор ещё дважды сыграли вничью. Я увидел, что в Кардиффе накануне нашего матча будет регби. Уэльс играл с Австралией. Мне нравится регби, так что я подумал: «Я бы хотел на него пойти. Но какое оправдание мне придумать для того, чтобы уехать в Кардифф днем ранее?»
Я решил пригласить всех. Я выкупил ложу на Стадионе Миллениум, и мы прекрасно провели день. Я за все заплатил. За персонал, за игроков — мы все вместе пришли на стадион. Это было великолепно. На регбийных матчах всегда царит дружественная атмосфера, поэтому нам не пришлось шикать на футболистов и говорить им следить за тем, что происходит. Это был не футбольный матч, и играли не Англия против Ирландии. Еда для дня перед матчем была неидеальной — картофельное пюре и сосиски, — но мы просто ели это, и все. Нам стоило бы отдать предпочтение пасте. Но я подумал, мы и так постоянно едим ее на протяжении уже трех месяцев, а результаты от этого никак не поменялись. Мы просто провели замечательный день.
Возможно, проиграй мы на следующией день, я бы обвинил во всем пюре и сосиски. Но мы вышли и выиграли. Победили ли мы из-за регби? Не думаю. Но игроки оценили тот жест. Я не считаю, что они восприняли его как попытку заставить их чувствовать себя обязанными по отношению ко мне или попытку завоевать их умы и сердца. В местных газетах было опубликовано много фотографий, а также программа предстоящего матча после того эксперимента с десантными войсками, и помню, как я подумал: «Наверное, не стоит делать столько шума». Но на матче регби не было ни фотокамер, ни суеты, никаких СМИ. Тот день дарит приятные воспоминания: о времени, проведенном с отличными парнями.
Мы выиграли, но я не рассматривал эту победу как поворотный момент . Я по-прежнему знал, что этот сезон будет мало отличаться от предыдущих. Если ты не выигрываешь в первых 14 матчах, дело не в простом невезении. У нас было слишком много ничьих; мы не могли завершить начатое. Но положительные признаки стали очевиднее после матча с «Кардиффом». Мы начали побеждать в некоторых играх. В декабре мы выиграли в двух, две сыграли вничью и одну проиграли.
Обе ничьих закончились со счетом 0–0, одна за одной — на выезде с «Бристоль Сити» и домашняя с «Питерборо». В Бристоле я выпустил на поле Пабло Куньяго, игрока, который мне особенно не нравился и с которым мы тяжело ладили. Он был очень талантливым нападающим. У него выдался шанс буквально за пять минут до окончания матча. Мы совершили удар, вратарь парировал его, мяч оказался у Пабло. Он был всего в 11-12 метрах от линии ворот. Он ударил после трех касаний, и вратарь принял мяч. Он мог ударить с одного касания. Есть такие игры, которые полностью отражают твой вклад в дело клуба — именно таким и был тот матч.
Я помню, как люди говорили мне про Пабло: «Он не особо хорош в матчах на выезде, да и дома тоже». Такое мнение — не лучший признак на старте, поскольку половину матчей тебе в любом случае придется провести на выезде.
Я придрался к нему после матча.
«Твою мать, Пабло, нужно было бить с одного касания».
На что он лишь отвечал: «Ну, понимаете», то да се.
Упущенный шанс, как этот, стал отражением его отношения к тренировкам. В первый день предсезонной сессии Пабло ушел с тренировочной площадки, поскольку почувствовал боли то ли в паху, то ли еще где. Не из-за грубой игры — футболисты до этого просто бегали и тянулись. По окончании тренировки я вызвал его на разговор. Он был в отпуске в Испании последние 6-7 недель, и в Англию он прилетел только в половине одиннадцатого ночи накануне. Я посчитал, что это не совсем правильное отношение к делу.
На следующий день — второй день предсезонки — я сидел в своем офисе и увидел, как Пабло общается с кем-то из игроков на парковке в районе десяти минут десятого утра. Ему было назначено лечение, а все травмированные фктболисты являлись в госпиталь в около половины девятого или в девять. Я позвал его — постучал в окно офиса. Я спросил: «Какого черта ты там делаешь? Уже десять минут десятого». На что он сказал: «Ага, да, но ты же знаешь, мы тут типа делаем, что хотим». На это я лишь ответил: «Что ж, эти дни для тебя закончились».
Дни моего сотрудничества с Пабло были с того момента сочтены — но его оставили в клубе еще на год, поскольку мы не могли никуда его сбыть. Ни один клуб не был в нем заинтересован — и я был рад рассказать ему об этом в лицо. Я просто считал его мертвецки ленивым.
Однако он умудрился забить для меня важнейший мяч. Мы выиграли у «Ковентри» дома со счетом 3–2, и Пабло забил решающий гол в добавленное время. Но это, кроме шуток, был единственный случай, когда он оправдал себя. Я не мастак судить игроков по записям на DVD, но я просмотрел несколько матчей «Ипсвича» в записи, прежде чем принял предложение о работе в клубе. В одном из них Пабло вышел на замену. Он вышел на поле и был просто квинтэссенцией апатии. Было ощущение, что он возвращается из угольной шахты после десятичасовой рабочей смены. «Ипсвич» заработал пенальти, и он не забил его. Я подумал: «Вот что ты заслужил за свой вялый выход. На поле нужно выбегать, как будто это тоже имеет важное значение».
На первых порах мне не нравилось отношение пары-тройки игроков, включая Пабло, что мало помогало мне доносить до остальных мои требования. Я ничего не имел против недовольства. У меня не возникает проблем в работе с игроком, у которого наблюдается спад или у которого есть личные проблемы. Но отношение к тренировкам или впечатление, что игрок приходит в клуб только для того, чтобы получить свою зарплату, — вот что выводило меня из себя. У Бена Тэтчера, одного из моих возрастных игроков, не заладились отношения со мной. Я слышал, что Бен проделывал колоссальный путь на тренировку: он ездил из Лондона.
Я расспросил его об этом.
Он непринужденно отмахнулся, сказав: «Ну да, но я остаюсь в городе каждую четную ночь».
Я мог бы принять это, если бы он и некоторые другие приезжали и выкладывались на тренировках, как сумасшедшие. Я мог бы давать им выходной в понедельник или договориться еще как-то. Суть менеджмента в том, чтобы и брать, и давать. Я смотрел на него и думал: «Ты даешь мне не слишком много».
Как-то Бен опоздал на 3 или 4 часа. На шоссе M25 или M1 случилась крупная авария или что-то подобное.
Я вызвал его к себе в офис, но не услышал извинений.
Дело было не в том, что они были для меня важными игроками: они таковыми не были. Но они все-таки создавали атмосферу. Тренировочная площадка довольно мала, и нервное напряжение на ней возрастает, даже если отослать всего одного из игроков в коридор. Ты про себя думаешь: «Так тебе и надо, ублюдок», — о они всегда думают о том же.
К аргументу «если игрок недостаточно хорош, продай его» часто напрашивается ответ: «Куда?»
— Я хочу перейти в другой клуб.
— Хорошо, я тоже хочу, чтобы ты перешел в другой клуб, но по тебе не было ни одного звонка.
Мне нравился Коннор Уикхэм. Он не забил множества голов, но ему было всего 16 или 17 лет. Как-то раз его выгнали из общежития. Мы в тот вечер играли — по-моему, со «Сканторпом». Мне позвонили. Коннора выселили, потому что он оставил зарядку для телефона в розетке на целую ночь, а телефон не был к ней подключен. Мне пришлось встречаться с менеджером нашей молодежной академии, Сэмми Морганом, через пару дней. На протяжении нескольких часов мы обсуждали зарядные устройства для телефонов.
Я срывался на него один или два раза. Иногда мне не нравилось его отношение к тренировкам, но он был хорошим парнем, к тому же ростом шесть футов и три дюйма — высоченным, сильным парнем. Он умел правильно жать руку. Я жал руки всем игрокам, прежде чем они выходили на поле: «Удачи, парни, удачи» — привычка. Иногда я задавался вопросом, что они клали мне в руку. Но Коннор всегда крепко сжимал мою руку, я знал, что он может мне противостоять, если потребуется. Он играл на самой сложной позиции с точки зрения получения опыта в Чемпионшипе. Он был нападающим, а большинство центральных защитников в Лиге — это сильные и бывалые мужчины, и они знатно помнут тебя, если придется. Но Коннор прекрасно справлялся с ними и сам недурно расталкивал их в разные стороны. Он сослужил мне хорошую службу в нескольких важных матчах, и сейчас я с удовольствием наблюдаю за тем, как он забивает голы за «Сандерленд», где он играет сейчас.
Трибуны, обычно около 20 000 человек, были хороши, учитывая, что они поддерживали команду, которая трепыхалась в самом конце турнирной таблицы. В матче, который мы выиграли у КПР со счетом 3–0, на трибунах было 25 000 зрителей. И фанаты достойно относились ко мне. Я видел их разочарование и понимал его причины. Но что помогало, как ни странно, так это ничьи. Сложно винить свою команду, когда они постоянно играют вничью, но в то же время не проигрывают. Мы гораздо лучше влились в ритм во второй половине сезона. Мы выиграли больше матчей. Мы победили КПР на выезде, победили «Шеффилд Уэнсдей» тоже на выезде. Мы выиграли у «Барнсли» и у «Рединга». Мы выиграли в большем количестве игр. И сыграли вничью с «Ньюкаслом».
В последнем матче сезона мы проиграли 3–0 «Шеффилд Юнайтед» на «Портман Роуд». Существует традиция, по которой футболисты возвращаются на поле по окончании матча и прощаются с фанатами и благодарят их за поддержку. Они частенько выводят на поле своих детей. Джон Уолтерс был нашим капитаном, и он организовал это.
Я совершил еще одну ошибку: я не позволил им выйти. Мы проиграли — у нас удалили игрока, что лишь усугубило ситуацию. И мы вообще провели провальный сезон. Но я сам должен был выйти. Мне нужно было стоять вместе с игроками там. Будь я игроком, которому менеджер сказал: «Нет уж, я слишком смущен, чтобы выходить к ним», — я бы подумал: «Вот сукин сын!»
На самом деле я не такой. Это не мой стиль. Но иногда я совершаю поступки, которые не хочу совершать. Нужно было выйти: «Я выйду вместе с вами, парни». Я всегда умел с достоинством принимать любую ситуацию.
Нужно было посмотреть на таблицу в конце сезона — мы закончили на пятнадцатой строчке из 24 — и сказать: «А что, не так уж и плохо». Мы были в четырнадцати очках от зоны плей-офф и в девяти от зоны вылета.
Нужно было совладать со своим характером. Нужно было рисовать в голове более позитивную картину событий.
Я не думаю, что я плохой менеджер, но я плохо управлял «Ипсвичем». Хотя все люди, которыми я восхищался, проходили через сложные времена. Так что, пожалуй, я усвоил гораздо больше в «Ипсвиче», чем в «Сандерленде».